Глава IX: Катарсис

В течение двух долгих дней Кристанна не покидала квартиру. Она даже старалась из комнаты своей не выходить, в которой самовольно заперлась от всего мира, делая попытки игнорировать все, что происходило за стенами. А за ними, пожалуй, творилось довольно-таки много чего интересного: ее вечно беспокойные, а теперь еще и убитые горем родители готовились к похоронам Томаша, куда Кристанна строго-настрого отказалась идти, как бы сильно они ни стучались в ее запертую на ключ дверь и как бы часто ни звенел ее в последствии выключенный телефон, так как, во-первых, она была большим противником похорон в принципе, считая, что кремация и огонь – единственное, чему должно предаваться мертвое тело, а во-вторых, поэтесса собиралась сегодня идти совсем в иное и более важное для нее место, ибо сама смерть назначила ей рандеву.

Вот только куда именно и во сколько ей надо было идти она пока не знала, ведь на той визитной карточке, которую вручила ей Роксана, вовсе не было никаких указаний, где и когда должно было состояться их свидание. Но то единственное изображенное на карточке слово точно гласило, что так или иначе, а этой встречи им не избежать.

С момента расставания с зеленоглазой Кристанна только и делала, что перелистывала свои собрания редких трудов, которые описывали приходы демонов и смерти. Но ни на один из возникших перед ней вопросов она так и не смогла найти ответа, а только, наоборот, приобретала еще больше нерешенных вопросов. Однако ведь совсем недавно она была твердо уверена, что книги из ее коллекции в той или иной мере хранили объяснения ко всему, чем вообще мог задаться человек.

И когда наконец наступил четверг, а точнее тот самый день, когда она была обязана дать ответ на предложение таинственной незнакомки, с утра, где-то часам к девяти, когда ее родители, так и не дождавшись Кристанну, ушли на похороны собственного сына, поэтесса пришла к единственному разумному решению всех ее вопросов. Она предположила и смирилась с той неутешительной для себя мыслью, что никакой Роксаны вовсе-то и не было и что она все это время просто пребывала в сильном бреду, узнав о смерти Томаша и, уж тем более не выходя из комнаты в течение нескольких дней, вообще потеряла рассудок. И если бы не эта белая бумажная карточка, уголок которой поэтесса уже успела замять и надгрызть от волнения, то и вовсе бы не было никаких сомнений, что та таинственная незнакомка была не более чем плодом воображения, учитывая, что литература, которую Кристанна так страстно предпочитала, вполне могла вызвать подобную фантазию.

Поэтому, чтобы окончательно развеять сомнения, поэтесса достала из своей тумбочки спички, дабы уничтожить то, что уже несколько дней не давало ей покоя. Но, чиркнув спичкой о коробок и поднеся огонь к визитной карточке самой смерти, все те многочисленные вопросы вновь вспыхнули в голове Кристанны, ибо, к ее удивлению, бумага не горела и более того – на карточке высветились еще какие-то письмена, похожие на водяные знаки.

Поэтесса, не теряя ни секунды, мгновенно достала свой книжный набор, при помощи которого реставрировала и проверяла книги на их подлинность, и, поднеся увеличительное стекло к только что появившимся символам, разглядела короткую надпись: «0 км». Она долго осматривала изгибы редкого каллиграфического почерка этого скрытого послания, видимо, предназначенного только ей одной, пытаясь понять, что же оно могло означать. Но потом догадалась, что это обыкновенная аббревиатура, означающая не что иное, как нулевой километр, где, по-видимому, и должна была состояться их сегодняшняя встреча.

Скинув с себя халат, Кристанна тут же одела свою любимую джинсовую юбку, легкий серо-белый топик и какие-то старомодные серые туфли на каблуках, наспех причесалась, даже не посмотрев на себя в зеркало, и бегом покинула квартиру, входную дверь которой в галопе забыла запереть и вовсе даже не вспомнила об этом, а если бы и вспомнила, то уж точно не вернулась бы ее закрывать, так как какие-либо материальные ценности в те мгновения ее волновали менее всего.

И примерно минут через десять поэтессу уже видели торопливо бегущей куда-то по городу. Она появилась у Цепного моста, который пересекла пешим шагом, и очутилась на площади, названной в честь Шотландского инженера Кларка Адама. В центре этой площади располагался перегруженный автомобилями круговой перекресток, ведущей одной стороной обратно на мост, а другой в огромный аркообразный туннель, глубоко простирающийся прямо под Будайской крепостью, пронзая насквозь Дворцовую гору. Чуть левее от этого туннеля можно было видеть две небольшие параллельные друг другу железные дорожки, ведущие от подножья горы к ее вершине, по которым туда и обратно катались живописные трамвайчики. Но самым любопытным и достойным внимания было то, что, если верить многим источникам, именно на этом самом месте и был возложен первый камень, послуживший основанием создания города. И в честь того события, не имеющего ни названия, ни точной даты, здесь на площади был воздвигнут монумент нулевого километра.

Кристанна приблизилась к этому памятнику в форме огромного нуля, очень уж похожему на огромное влагалище – место откуда все берет свое начало – и посмотрела по сторонам, но, к ее сожалению, а может и к счастью, той, к кому она так торопилась на свидание, на площади в тот момент не оказалось. И тогда поэтесса вновь взглянула на визитную карточку, надеясь увидеть там какие-нибудь еще указатели. Но на оставленном Роксаной клочке бумаги ничего больше не изображалось.

– Да, к Черту! – проговорила Кристанна после длительной минуты ожидания и порвала карточку в клочья.

Девушка уже собиралась покидать это место, как неожиданно краем глаза заметила чью-то кривую руку, подбирающую с земли останки этой визитки, которые она только что выбросила.

Обернувшись, поэтесса увидела невысокого мужчину, одетого в какое-то старомодное рваное одеяния. Поначалу Кристанне показалось, что это просто-напросто обыкновенный бездомный бродяга, подбирающий с улицы все подряд, но когда он поднял на нее свои глаза и она увидела шрам на его лице, то сразу же поняла, что этот человек безусловно знает, ради чего она сюда пришла и чего бы ей сейчас так хотелось услышать. Но он не произнес ни слова, а только слегка подмигнул здоровым глазом и ловко указал в сторону тех двух трамваев, что каждые десять минут то поднимались на гору, то спускались с нее.

Девушка, не зная, что на это ответить (и надо ли было вообще отвечать), просто молча и неторопливо пошла туда, куда ей было указано, периодически оборачиваясь через плечо на этого таинственного человека, если, конечно, его вообще можно было назвать человеком.

И пока она шла, он не моргая продолжал смотреть ей вслед своим жутким взглядом.

Оказавшись на небольшой станции двух горных трамвайчиков, поэтесса вновь удивилась происходящему, ибо там не было ни туристов, ни случайных прохожих, ни даже машинистов. Станция оказалась полностью пустой, тогда как обычно в это время суток там всегда было людно.

Кристанна не без страха прошлась по пустой станции и увидела перед собой два небольших вагона, проходивших под наименованиями «Геллерт» и «Маргит», и, глядя на открытые двери первого из них, поняла, что ей необходимо туда войти, ибо открыты они были только для нее одной.

Осторожно войдя в трамвайчик, поэтесса осмотрелась и убедилась, что кроме нее там больше никого нет. Двери автоматически закрылись, и трамвай медленно поехал в гору.

– Здравствовать желаю, красавица! – на полпути раздался манящий женский голос за спиной Кристанны. И, обернувшись, девушка увидела перед собой ту, с которой хотела сегодня поговорить.

Перед ней прямо из ниоткуда в тесном замкнутом пространстве явилась, как всегда, неотразимая Роксана, когда как буквально мгновение назад вагон был пустым, но, судя по виду зеленоглазой, казалось, что она пребывала там очень давно и даже заждалась поэтессу.

– Боюсь тебя огорчить, – тихо начала таинственная дама, – но услуги твои нам более не требуются. К твоему сожалению, опередить тебя успела та, что более хитрой оказалась.

– Ты что ль? – невольно вырвалось из уст Кристанны.

– Со мной на «ты»? Забавно! – тут же усмехнулась Роксана и поправила рукой свои волосы. – А ведь была такая мысль. Но нет! Мне хорошо быть той, кем я явилась и кем всегда была, а там... – она призадумалась, – ответственность большая.

– Ты... – с яростью в глазах перебила ее поэтесса. – Это ты их забрала! Моего брата, соседа... Зачем тебе это было нужным? За что? Чего тебе от меня надо?

– Начнем с того, что профессия у меня такая, должность, так сказать. Сосед твой, кстати, тайно влюбленный в тебя, отбыл свой срок, потому и забрала его, ибо человек не вечен, к непомерному счастью моему. А братец твой любезный, если не ошибаюсь, сам меня возжелать посмел. А прошу заметить: воспитана я хорошо и вовсе не привыкла людям отказывать. – Она вновь усмехнулась. – Чего хочу от тебя я? Да более ничего. Ты нынче сама ко мне явилась, вот мы и возносимся с тобой наверх. Хочешь, пропустим эту остановку и поедем выше, прямиком на небо?

– Ты зло... – начала Кристанна.

– О, нет. Вынуждена огорчить тебя, но я не...

– Дьявол!

– К твоему же счастью, я и не он...

– Зло! Мерзость! Ненавижу тебя! – В тот момент по глазам поэтессы было видно, что она готова в любую секунду накинуться на стоящую перед ней женщину и подобно дикой кошке перегрызть ей шею. – Пришла я сюда не потому, что готова была принять предложенные тобою дары или что-либо у тебя просить. Нет, я пришла, чтобы выплеснуть на тебя ненависть свою. На тебя и на повелителя твоего... или же кто он там тебе. Требую только одного – чтобы сгинула ты навсегда из моей жизни! Не желаю более тебя видеть!

В этот момент трамвай достиг своей конечной станции и остановился. Двери автоматически открылись. И не теряя ни секунды, Кристанна нагло повернулась спиной к самой смерти и гордо вышла из вагона. Роксана же, продолжая смотреть девушке вслед, иронично улыбнулась и тихо прошептала:

– Да... И все же нам суждено будет встретиться еще как минимум разок.

Поэтесса долго гуляла по улочкам в округе, размышляя над тем, что же только что с ней произошло, и не заметила, как уже вновь оказалась у набережной. И тогда ей показалось, что чья-то рука неожиданно коснулась ее плеча, но оглянувшись, Кристанна рядом с собой никого не увидела. Однако же это ощущение прикосновения продолжалось. И внезапно яркий свет блеснул девушке в глаза из ниоткуда, введя ее разум в забытье. Из поля зрения Кристанны исчезли дома, деревья, земля под ногами и даже небо – исчезло все, остался только один единственный белый и непроглядный свет, в самом центре которого Кристанна себя и обнаружила.

Это необъяснимое и бесконечное пространство напоминало чистый лист бумаги, в котором не было ничего, кроме тишины и пустоты. Девушка, не совсем понимая, пребывает ли она в невесомости или же твердо стоит на ногах, начала тревожно смотреть по сторонам, пытаясь разъяснить самой себе, что же с ней происходит и как она вообще здесь оказалась. Но ответов не было. И тогда она попросту предположила, что Роксана все-таки ее забрала.

Куда бы поэтесса ни отводила глаза, повсюду стали мелькать незначительные отрывки из ее памяти, словно старое черно-белое кино, которое появлялось сквозь белую мглу то здесь, то там. И эти обрывки воспоминаний пролетали перед ней так быстро, что в течение нескольких секунд девушка успела увидеть всю свою жизнь со стороны с момента появления на этой земле до настоящей секунды. И за каждый скандал, за каждую ссору, за наивные детские пакости и юношеские подлости, за мысли, что хранили в себе частичку алчности и ненависти, и даже за убийства мелких насекомых – за каждое незначительное прегрешение в жизни Кристанны в ее руках стали появляться мелкие темно-красные лепестки. И этих лепестков набралось так много, что большая их часть попросту не умещалась в ее ладонях.

Девушка сразу осознала, что это непонятное пространство отображает не что иное, как жизнь ее, так как она была столь же пустой и практически бесцветной. И единственное, что в ней существовало, – это вот эти маленькие, но в то же время яркие поступки, которые она совершала только на пользу своего неугомонного эго. Поэтесса ощутила, как ей в спину подул легкий ветерок. И тогда она высоко приподняла руку и пустила по ветру эти красные лепестки своих прегрешений, освобождая их от себя.

И наконец, открыв глаза, она узрела перед собой сидящего на большом мягком белом кресле мускулистого черноволосого белокрылого ангела в полупрозрачном белом одеянии и с очень привлекательным мужественным лицом. Резко оглянувшись, Кристанна обнаружила, что сидит на подобном же кресле в центре огромного зала. Непонимающе продолжая смотреть на все своими голубыми глазами, она увидела, что светлое пространство, в котором столь неожиданно оказалась было украшено громоздкими белыми колоннами, сделанными в древнеримском стиле, высокими статуями в форме орлов и других пернатых существ, а также на белых стенах было много белых рамок для картин, однако самих полотен в них не было. Но самым главным украшением этого странного помещения, как показалось Кристанне, был павлин-альбинос, который свободно гулял туда-сюда по светлому залу.

Глядя на ангела перед собой, Кристанна первым делом предположила, что она в раю, ибо царство небесное описывали в книгах именно подобным образом. Вот только почему-то ей этот момент всегда представлялся более болезненным и менее головокружительным. Но, к счастью для девушки, это был еще не рай.

– Я... я на небесах? – первое что спросила поэтесса, затаив дыхание, с ужасом в глазах взирая на того, кто сидел напротив.

– Нет, сестра, это мы с небес спустились, – громким баритоном ответил мускулистый ангел и с улыбкой посмотрел на девушку. – Я вижу по ясным очам твоим, что множество вопросов есть у тебя ко мне, но, к сожалению, на все не смогу ответить тебе даже я – ангел предвечный, творящий добро. – Он сделал паузу. – Можешь звать меня Серафимом.

– Как... как я здесь... оказалась? – Голос Кристанны дрожал, равносильно тому, как дрожала она сама. – Что это за место? Почему я здесь? Кто вы?

– Сестра, послушай! – начал он, пытаясь ее успокоить. – Ты смогла найти в себе силы отказаться от прямых соблазнов Сатаны, когда как остальные искушались. Ты еще и храбра, ибо недовольство посмела высказать в лицо самой смерти. Все это дает тебе право на славу неземную, и я лично восхищаюсь тобой! – Ангел привстал с кресла и широко расправил светлые крылья, которые засияли так ослепительно, что девушка даже невольно отвернулась. – Оттого-то и привел тебя сюда я, ибо ты воистину святая. Ты достойна наших званий. И мне подвластно дать тебе все знания наши, силу нашу, вечность, ясный свет. Только пожелай! Против воли ничего внушать не станем. Слово за тобой, сестра.

Поэтесса за эти пару дней увидела столько вещей, что любого другого человека бы уже давно свело с ума. Она понимала это и потому просто закрыла свои голубые глаза, пытаясь собраться с мыслями. Нет же, она больше не внушала себе то, что все это сон, а скорее, наоборот, – она говорила себе то, что все это явь и что с этим ей давно пора смириться.

– Вот вы говорите, что Сатана... или кто он там... соблазнить меня желал, – после минуты молчания более смелым голосом заговорила девушка, – но сейчас-то вы сами что делаете? Не пытаетесь ли теперь вы меня искусить, называя святой и храброй? А ведь он тоже вечность, силу предлагал. Так чем же лучше вы тогда? Что есть у вас, чего не углядела еще я? Чем еще готовы вы меня купить? И кстати, лесть не делает вам чести!

Серафим менее всего ожидал услышать от девушки именно это. И, судя по всему, на подобные вопросы ответа в запасе у него не наблюдалось, да и вообще, если расценивать по его виду, он был из тех, кто не привык отвечать на какие-либо вопросы, так как обычно люди и уж тем более молодые девушки при виде его идеальной мужской красоты и конечно же его огромных белых крыльев просто-напросто падали перед ним на колени в слезах, умоляя каждая о чем-то своем. Но, к удивлению ангела, Кристанна была совсем не такой.

И тогда Серафим с явным подозрением окинул девушку взглядом и проговорил:

– Сестра, ты же знать должна, что хозяин теней наш враг Дияко дарует эту безграничность, но взамен делает всех, кто к ней прикоснется, рабами своими. А мы же добровольно служим великой Богине, которая сотворила мир. Мы ее ученики и следуем ее законам чистым, что созданы ради добра.

Кристанна покосилась на Серафима, понимая, что вовсе даже не надо быть нигилистом, чтобы опровергнуть все то, что только что произнес этот ангел, ибо говорил он вовсе не своими словами, а, как ей показалось, какими-то заученными фразами.

– Никогда не будет существовать добро, пока существуют какие-либо законы, ибо неизбежность их нарушения приводит к наказанию... к ответному злу, – смело заявила поэтесса. – И еще добавить смею, что вы сами являетесь рабами тех, кто эти законы пишет. – Она ехидно улыбнулась. – На вершине всех уставов, а точнее на их месте, должно стоять лишь взаимное понимание!

– Да, сестра, ты права! Спору нет. Но люди еще не доросли сознанием до подобных идеалов. – Ангел с грустью улыбнулся и сел обратно в кресло. – Я могу только надеяться, что когда-нибудь они это осознают. Ради этого я и существую.

– Не доросли сознанием? – переспросила она. – Что ж, возможно. Но ведь, подобно им, и вы живете по законам, не так ли?

– Да, – резко ответил он. – Но, в отличие от мирских и уж тем более демонических законов, наши законы единственные, которые праведны!

– Единственные, которые праведны? – Поэтесса вновь усмехнулась. – Интересно, и почему после этих слов всегда проливается кровь?

Ангел ничего не ответил, ибо счел это за сарказм, да и Кристанна не стала продолжать противоречить ему, ибо посчитала бесполезным тому, кто слеп, объяснять разницу между черным и белым.

Наступило долгое молчание.

Ангел и девушка смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Но где-то через минуту поэтесса все же нарушила тишину. Она снова оглянулась по сторонам, невольно восхищаясь красотой загадочного интерьера, и, заострив взгляд на белом павлине, который так свободно прогуливался по залу, довольно спокойно и ненавязчиво поинтересовалась:

– Что ж, ангел любезный, а каков тогда смысл моей жизни и для чего, вообще, существует жизнь, если уж утверждаешь, что с небес сошел и что только твои законы праведны?

– Кристанна, есть вопросы, на которых ответов нет, да и не может быть по определению. А если же они и есть, то доступны только Богине, ибо она создатель сущего всего, ну и, возможно, Дьяволу, конечно, ибо он хранитель тайных знаний. Мы же только можем строить теории и даже хорошо аргументировать, но никогда теориям нашим фактами не стать. – Он улыбнулся. – На подобных таинствах и держится мир.

– Не держится мир на таинствах, на них лишь держится вера! И коль ответить вы не в силах, то в таком случае вы мне неинтересны. – Поэтесса поднялась с кресла, и когда начала поправлять свою юбку, заметила, что ее одежда не серая, какой была до появления в этом месте, а кристально-белая, как и все, что было в этом помещении.

А подняв глаза, увидела перед собой огромный полукруглый проход, ведущей на просторный балкон. Девушка осторожно, периодически оглядываясь на ангела, не торопясь вышла под открытое небо, и перед ней открылся прекраснейший вид на некий старинный город с древнеримской архитектурой. Она увидела, как прямо под ней простирались многочисленные старинные здания, украшенные широкими каменными колоннами, разнообразные параллельные и пересекающие друг друга каменные дорожки, живописные летние садики и некий старинный амфитеатр вдали. И при этом в загадочном древнеримском городке не было ни души.

– Что это за место? – с восхищением спросила она, когда вслед за ней на балкон вышел Серафим.

– Это Аквинкум, сестра, во всем своем величии, – с внутренней гордостью ответил ангел и тоже приступил любоваться видом. – Наша резиденция в этой стране.

Поэтесса же всегда питала особую страсть к древним вещам, и уж тем более к их приобретению, и поэтому, глядя на этот небольшой, но несомненно величественный город, резко изменилась в лице, ибо наконец-то ее здесь хоть что-то заинтересовало, и, с подозрением взглянув на Серафима, хитро поинтересовалась:

– И все же, для чего я здесь? Вы предложили мне, если я не ошибаюсь, стать одной из вас. Но зачем? Почему именно я? Мне буквально только что привиделась вся моя жизнь, и могу смело заявить, что далеко необразцовая она. Да и потом, я же никогда не верила в божественные силы, а если и верила, то уж точно не в вас.

– Не обязательно во что-то верить, чтобы праведно жить! – сказал Серафим. – Да, прожитые тобою годы действительно были несовершенны. Но самоосознание своих ошибок является их искуплением. А свои ошибки ты осознаешь.

– Но с какой целью я вам нужна?

Ангел с грустью сделал глубокий вздох, потом мило улыбнулся, по-дружески взял девушку за руку и медленно повел ее обратно в помещение. Через несколько секунд он уже усадил Кристанну на то кресло, на котором она сидела ранее, а сам же предпочел стоять.

– Каждое начало новой эры, – заговорил крылатый, – Дьявол устраивает бал на земле грешников и праведников. И сейчас как раз и есть то самое время, когда ветхие календари отмечают это великое событие. Бал Сатаны состоится сегодня в полночь. Но не по этой причине на землю спустились мы. – Он сделал легкую паузу, так как, судя по выражению его лица, ему было немного неприятно то, что он намеревался произнести. – Вечный творец зла... лукавый дух Дияко посмел искусить нашу сестрицу, дарующую жизни, таким же способом, как искушал тебя. И там, где ты смогла найти силы отказаться, она же соблазнилась, и попала в царствие его, и вряд ли теперь уж пожелает возвращаться, даже несмотря на то, что была ангелом с начала времен и всегда жила по чистым уставам. – Крылатый вновь вздохнул и опустил глаза. – Счастье тому, кто рожден летать; горе тому, кто разучился.

– Была ангелом с начала времен? – удивилась Кристанна. – Лично я считаю, что она была не более чем просто рабыней своих крыльев.

Лицо Серафима резко поморщилось. Ему показалось, что он либо чего-то не договорил, либо чего-то попросту не расслышал.

– Теперь мне все стало ясно, – продолжила Кристанна. – Вы хотите, чтобы я заняла ее место. Но если я с легкостью отказалась от предложений Дьявола, то то, что предлагаете вы, даже рассматривать не вижу смысла. Ибо за эти несколько дней я многое поняла, и, возможно, мое прозрение лишит меня друзей, семьи, знакомых и даже работы, но все же лучше быть никем, чем быть, но под кем-то.

– О чем ты говоришь? – ужаснулся ангел.

– О гордости и о достоинстве! Ваша падшая сестрица, как вы ее называете, должно быть, осознала это и нашла в себе долю надменности, потому и посмела пойти в противовес всему вам привычному. И там, где вас держит иллюзорный страх, она же смогла подняться выше, что и делает ее лучшей среди вас. Ибо таков был ее выбор, а чужой выбор надо уважать!

– Боюсь признать, но ошибался я в тебе, – с ужасом ответил Серафим. – Твои слова порочат всему, что в этом мире свято...

– В моих словах мораль моя, но не понять тебе ее, ибо ослеплен ты ярким светом богов своих.

– Пойми, сестра...

– Не сестра я тебе. Я человек, и у меня есть имя.

– Разгневать меня хочешь! – воскликнул ангел и тут же повернулся к девушке спиной, чтобы не видеть больше ее лика. – Пойми, Кристанна, – уже более спокойным голосом продолжил он, – только противоположность вещам является сутью мироздания. И тебе это известно не хуже, чем мне. И отвечая на твой ранее поставленный вопрос о смысле твоей жизни, сообщаю, что это равновесие и есть смысл всего. А мы же здесь, дабы соблюсти его. Пойми, что существуют негатив и позитив, которые дополняют друг друга, и друг без друга не существуют вовсе, как день и ночь, как жизнь и смерть, как мужское и женское начало! А воля, гордость и прочие понятия и убеждения, свойственные только разумным существам, постепенно приводят к хаосу и к дисбалансу на этой чаше весов, из-за чего впоследствии наступает конец всему, что первоначально создавалось по законам противоположностей, а быть точнее – вообще всему! – Серафим вновь повернулся лицом к девушке. – Что ж, и, несмотря на такие последствия, ты просишь меня уважать чужой выбор?

– Да, ибо в моем мире не все разделено на отрицательные и положительные числа в системе координат, – ответила Кристанна.

И после этих слов ангел с грустью в глазах присел на второе кресло. Поэтесса же тем временем продолжила смотреть на него с каким-то недовольством и, пожалуй, даже с недоумением, но потом то ли для сравнения, то ли для чего-то еще попросила Серафима рассказать ей о Дьяволе. И крылатому пришлось долго поразмышлять, что бы именно ей о нем поведать, так как на самом деле он и сам-то о нем знал не так уж много, а если что-то и знал, то все это было обрывочно и понаслышке, ибо с ним лично не был даже знаком, и как ни странно все те его знания о господине Дияко никак не характеризовали черного владыку с отрицательной стороны.

Но Серафим, вскоре собравшись с мыслями, заговорил:

– У Демона, как тебе известно, много лиц и имен. И всех их не пересчитать и даже не вообразить. Оттого-то он вечно и прячется под маской, ибо даже сам страшится многоликой внешности своей. И по образу уродства своего сотворил он зло и тени, обман и лицемерие, к которым всех и призывает. И еще мало кому удавалось отречься от его соблазнов – лишь единицам, и ты одна из них, сестра. Когда как те, которые вкусили плод его соблазна, – те на века становятся слугами его, что боюсь и стало с ученицей нашей, о которой я уже успел тебе упомянуть. – Он довольно печально вздохнул и опустил глаза. – Что еще рассказать тебе об искусителе? Из ветхих книг уж знаешь ты, что любит он балы, вино, веселье и разврат. И куда бы он ни шел, всюду следует за ним Омбрэ, вечный слуга его, столь же преданный ему, как предан я Богине, и смертоносная Роксана, с которой ты, сестра, уже имела честь вести беседу.

– А кто они такие? – спросила Кристанна.

– Роксана смерть... и более ничего о ней сказать нельзя. Но вот Омбрэ, которого ты тоже видела сегодня днем, воистину таинственная личность. – Серафим слегка призадумался, пытаясь подобрать более подходящие слова, так как глядя на девушку, он понимал, что она была непомерно заинтересована в том, о чем спросила. – Понимаешь, – начал он, – Омбрэ некогда был человеком. Да-да, таким же человеком, как и ты. И звали его тогда иначе. Надо даже отметить, что был он вольноотпущенником, и лично его никто не искушал, однако же, несмотря на все это, он самовольно возжелал стать рабом Дияко.

– Самовольно? – удивилась девушка.

– Да, – ответил он и, понимая, что двумя предложениями этот разговор не обойдется, сделал глубокий вздох, набрав как можно больше воздуха в легкие, и принялся рассказывать ей все, что ему было известно: – История эта долгая, и начало свое берет она со времен, когда правил...

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА