Глава VII: Искушение

Почему человек неспособен самовольно взлететь и парить, словно гордый орел в облаках, глядя на происходящее и историю с неизмеримой высоты, и на скорости пересекать воображаемые черты границ и предрассудков? Не по той ли это причине, что человек самовольно обрубил себе крылья, поставив непомерное количество оград, заборов, стен да перегородок на каждом углу? Ведь ныне, дабы пересечь какую-либо черту, надо удостовериться, не возражает ли тот, кто ее поставил.

Теперь же человек может и желал бы возобновить утраченные крылья свободы, но вернуть их уже, к несчастью, ему не по силам.

А если бы крылья можно было купить, то какая бы, по-вашему, была им цена? Смогли бы вы ради них отдать все ваши сбережения, здоровье или может быть даже саму жизнь? И неужели, чтобы ощутить свободу, надо обязательно отречься от поставленных границ? И дадут ли крылья свободу вообще? Да и к тому же существует ли свобода в принципе, если наша земля, какой бы просторной она ни казалась, все же является не бескрайней, а круглой, замкнутой, такой же клеткой, только немного пошире и, возможно, даже худшей из всех, ведь нет ничего страшнее той клетки, что кажется свободой?

Однако, на вопрос: что же есть свобода – ответа нет и быть не может, так как для каждого человека это означает, несомненно, что-то свое, и в большинстве случаях это нечто, понятное только ему одному. Для творческих людей это в основном вдохновение, искусство: свежие идеи в области литературы, живописи, музыки и каких-либо других видах деятельности, созданных человеческим сознанием и только в нем же и имеющих смысл. Для кого-то свобода – это познание, технические и научные открытия, которые, равносильно творчеству и глупости, не имеют предела. Для кого-то же это просто печать на бумажке и возможность путешествовать, а для большинства ныне живущих людей свобода – это вообще пребывать обнаженным на морском пляже и взирать на иллюзию бесконечности, прекрасно понимая, что дальше пятидесяти метров все равно не отплыть.

А каково ангелам, что на вечность дарованы носить на лопатках пернатый груз? Способны ли они со своими крыльями ощущать свободу, если им не дозволено воплощать свои желания? Да что там воплощать – вообще желать!

Многое в этой сфере не ясно, и не найти ответов ни в литературе, ни в истории, ни в религии, но нынче все же нашелся один святой небожитель, что мечтать возжелал обменять свои крылья на вечную славу и безграничную власть, но признаться в этом себе пока еще боится.

– О, Богиня, моя Богиня! – тихо шептала Вирджиния самой себе, поджав крылья, босиком шагая сквозь легкий весенний утренний туман во время раннего рассвета по центральным улицам города, пребывая в одном только белом, полупрозрачном халате. Она шла не торопясь по пустой столице и казалась донельзя печальной, будто была кем-то брошенной. – Ах, как же хочется переступить за грань греха и насладиться сочными мелочами счастья! Хотя не вы ли, моя вечная Богиня, сотворили все эти пленительные искушения и сотни пустых, бессмысленных запретов? И разве давала ли вам клятву я, что не нарушу воспрещенное и вечно буду вам рабыней? Да, не спорю, что не мы решаем, кем, когда и где являться нам на этом свете. Но все же, независимо оттого, кто мы, у нас по праву всегда остается выбор, и никто не в силах его у нас отнять. И если вы уж сотворили нас по вашему подобию, то чем тогда мы хуже вас? С чего вы позволяете править нами? Ведь мы такие же, как вы! Подобие!

Чем больше крылатая разговаривала сама с собой, тем больше в ее бездонных голубых глазах разжигалось огня, который молниеносно туманил или же, наоборот, просветлял ее невинный разум и дарил ей силу и храбрость впервые совершить какое-либо действие по собственной воле. И вскоре она почувствовала, что это жгучее пламя окончательно поглотило ее хрупкое сознание, не оставив ни единой капельки надежды. И в это ранее ей неизвестное мгновение эйфории ей захотелось взлететь – да так высоко и резко, как тот белый голубь в сером небе, что пролетал прямо над ее головой. И, больше не теряя ни секунды, Вирджиния взмахнула своими размашистыми светло-белыми крыльями, и асфальт под ее ногами провалился.

Она ощутила неописуемое состояние вакуума, адреналин начал вливаться ей в кровь, дыхание участилось, и через незначительный промежуток времени она уже на скорости парила в воздухе, обгоняя ветер и пролетая между серыми домами.

Внезапно краем глаза она заметила у одного из зданий, мимо которого только что со свистом пронеслась, слегка приоткрытое окно на третьем этаже. Сделав попытку в воздухе остановиться, крылатая потеряла контроль над собой и чтобы хоть как-то себя удержать, ухватилась за рельеф стены одного из домов, потом медленно вдоль этой же стены прокралась к открытому окну и заглянула внутрь.

Там была очень маленькая детская комната, а прямо у окна располагалась довольно большая, относительно ребенка, который в ней спал, кровать. Вирджиния, озаряя темное помещение светом своего естества, медленно приблизилась к этому мальчику, который с виду казался пятилетним, не больше, и, по привычке прикоснувшись к его лбу кончиками пальцев своей нежной руки, тихо прошептала:

– Эх ты, светлая душа, шлю тебе свое благословение! И прошу лишь об одном – пойми, что мир за тем окном жесток, несправедлив, опасен, но несмотря на то, не попадись ты под его влияние! И даже будучи взрослым, оставайся маленьким дитем, наивным и невинным, ибо несчастен только тот, кто успел озлобиться.

Услышав чей-то голос, мальчик проснулся и медленно приоткрыл свои огромные глаза.

– А ты кто? – тихо спросил он.

– Я ангел, – ответила крылатая.

– Ангел?

– Да, твой ангел.

– У меня есть ангел?

– У всех есть. – Вирджиния улыбнулась. – Твой ангел – я. Твой и твоих друзей и еще очень многих людей тоже.

– А папа говорит, что ангелов не бывает.

– Не бывает? А сам-то ты что думаешь?


– Не знаю. Может быть это сон?

– Может и сон... – Она не переставала улыбаться своею доброй и успокаивающей улыбкой. – Спи, невинное дитя! Солнце взойдет еще не скоро. А до тех пор... А в прочем... неважно.

Когда мальчик вновь открыл глаза, никакого ангела в комнате уже не было.

А через минуту Вирджиния-таки продолжала парить на своих кристально-белых крыльях в облаках под небом, любуясь, как на востоке сквозь густые тучи, которые вот уже несколько дней нагоняли на город тоску, виднелся рассвет. Прямо под ангелом стелились тонкие серые линии дорог, которые шли параллельно друг другу, иногда пересекались, а иногда даже завязывались узлами, также виднелись разноцветные крыши домов, количества которых сосчитать было практически невозможно. А через какое-то время крылатая увидела под собой широкую голубоватую ленту, что была похожа на огромное шершавое зеркало и что брала свое начало где-то за горизонтом на севере и уходила далеко на юг.

Это был Дунай.

Вирджиния летела над городом очень высоко и медленно, подобно гордому соколу после удачной охоты, но почему-то даже и этот безграничный полет не давал ей чувства свободы, так как крылатая продолжала ощущать необъяснимую тяжесть оков и многочисленных ограничений на своих плечах.

И это только человек, а он, как известно, не способен самостоятельно отрываться от земли, может позавидовать ангелам, потому что не знает, какой ценой даются эти крылья.

– Дияко, – набравшись смелости, громко выкрикнула Вирджиния в серое небо, – лечу я к вам!

И через секунду увидев под собой бирюзовый купол Королевского дворца, ловким поворотом она сменила курс и начала медленно приближаться к замку. И вскоре ее босые ноги аккуратно коснулись холодного каменного пола огромного центрального балкона с высокими, громоздкими колоннами. Сделав несколько робких шагов, она подошла к широкой стене и тут же прошла сквозь нее так, словно никакой стены там и не было вовсе. И таким образом девушка очутилась в помещении.

Несмотря на большое количество окон и на то, что в них сочились острые лучи утреннего солнца, во дворце было непомерно темно, и именно эта необъяснимая тьма и нагоняла какую-то странную жуть и начальную стадию паранойи. Складывалось такое впечатление, что у этого замка всюду были свои глаза, которые непрерывно следили за каждым шагом крылатой. Кругом виднелись многочисленные лица, изображенные на живописных картинах в узорчатых обрамлениях. Эти лица с неприязнью и осуждением глазели на ангела, и казалось, что от их никогда не моргающего взора скрыться было невозможно.

В замке стояла гробовая тишина, и можно было предположить, что в этом огромном помещении не было ни души. Хотя обычно в это время суток здесь по коридорам толпой ходили работники музея, открывая двери, вымывая полы и готовясь к нескончаемым посетителям, которые приходят сюда позавидовать королям прошлого да пооблизываться, разглядывая красивую архитектуру, старинные статуи и конечно же развешанные на каждом углу картины. Но Вирджиния не видела никаких людей так же, как и они не видели ее.

Ангел пребывал в параллельном измерении – в измерении, где пространство кардинально искажалось и где время то ускоряло, то замедляло свой бег.

По какой-то причине крылатая была уверена, что повелитель зла, почтеннейший мсье Дияко, с которым она так желала сегодня увидеться, находился именно здесь, в этом дворце, так как была о нем много наслышана и хорошо знала, что когда тот соизволял спуститься на эту землю (ну или подняться – в зависимости оттого, откуда он держал свой путь), то заселялся только в подобных местах, как и подобает истинному господину.

Вирджиния продолжала медленно шагать по широким коридорам дворца, и каждый раз, когда ее теплые ноги касались холодного пола из красного мрамора, по замку пролетало необъяснимое дуновение чистоты, и в эти мгновения дворец содрогался. И долго гуляла она в тишине по пустым залам, освещая все вокруг ярким светом, что излучала постоянно, но неожиданно прямо перед собой на фоне белой стены увидела чью-то грозную, черную тень. И это непредвиденное появление таинственной фигуры заставило ее вздрогнуть.

Вирджиния слегка прищурила глаза, ибо тьма слепила ее, будто была для нее невыносимо ярким светом, сразу после чего разглядела перед собой довольно невысокого кучерявого мужчину с жутким шрамом, украшающим ему пол-лица. Этот человек был одет в черную старую одежду, которая была сшита из каких-то рванных, необработанных кусков материала, и по форме своей почему-то напоминала робу священника. Увидев Вирджинию, он тоже прищурил глаза, но только из-за того, что его уже ослепил ее свет. Он накинул на голову капюшон от плаща, прикрыв в основном ту часть лица, где был его уродливый шрам, после чего, гордо повернувшись к ангелу, проговорил:

– Добро пожаловать во дворец господина Дияко! – Он гостеприимно приклонил голову перед крылатой. – Как я понимаю, вы пришли к господину моему?

Вирджиния мысленно перебирала различные варианты ответа, но так и не решилась ничего произнести вслух, а просто одобрительно кивнула, на что кучерявый человек вновь приклонил голову перед девушкой и, указав направление рукой, тихо произнес:

– В таком случае прошу! Повелитель готов принять вас.

Они не спеша направились к центральному залу дворца.

Мужчина со шрамом, периодически оглядываясь на ангела через плечо, идущего за ним, шагал очень спокойной и уверенной походкой. Вирджиния же статно держала осанку и смотрела на все с гордо поднятой головой, однако ее ноги дрожали и дважды колебались перед каждым проделанным ею шагом. И, продолжая следовать за невысоким мужчиной, крылатая сама того не заметила, как очутилась в центральном зале дворца. Затем по широкой лестнице они поднялись на самый верхний этаж и оказались в огромнейшем округленном помещении.

Над головой Вирджинии открылся громоздкий купол величественного замка. Пребывая под куполом и снизу вверх взирая на него своими голубыми всеотражающими очами, крылатая невольно затаила дыхание и больше не могла сдерживать свое восхищение. В этом зале не было окон. Картины на стенах не висели, однако помещение было украшено в ряд стоящими вдоль стен каменными скульптурами из белых и черных камней, изображающими громоздких летучих мышей, змей, гаргулий и прочие зловещие и устрашающие фигуры.

Отведя свой очарованный взгляд от купола и оглянувшись, Вирджиния заметила, что таинственный человек, который привел ее сюда, куда-то бесследно исчез. Девушка осталась одна. Она сделала глубокий вдох и, ощущая облегчение оттого, что жуткий взор более за ней не следит, продолжила прогуливаться по мрачному залу, с восхищением и ужасом разглядывая таинственные произведения искусства.

Внезапно ее нежная ножка вступила в нечто теплое и мокрое. Крылатая в страхе сделала шаг назад и, опустив глаза, увидела под собой большую лужу крови, разлитую на холодном мраморном полу. Вновь оглянувшись по сторонам, Вирджиния разглядела в темноте лежащего молодого паренька в черных брюках и белой рубашке, истекающего этой самой темно-красной жидкостью и уставившего свой взор в никуда, слегка подергиваясь, словно рыба, выброшенная на берег.

Непорочной необходимо было только пожелать, прикоснуться к умирающему, прошептать пару слов, и тогда мигом бы вся его боль испарилась, рана в груди зажила, и он, забыв, что что-либо вообще с ним произошло, продолжил бы свою мирскую жизнь. Но Вирджиния, глядя на него, все же нашла в себе силы не дать волю жалости, которая и так всю ее вечную жизнь диктовала ей, что делать. И посмотрев на свои испачканные в крови святые ноги, она брезгливо отвела взор и прошла мимо.

Крылатая ступила на мягкую, черную материю, похожую на ковер, который стелился почти по всему залу и почему-то казался куда холоднее, чем леденящий каменный пол. Но вскоре она разумела, что это вовсе не ковер под ее ногами, а чей-то длинный плащ, метрами стелившийся по пройденному пути, того, кто носил его на плечах. Вирджиния тут же сошла с этого плаща и среди глухой темноты помещения возле старого, дряхлого, обгоревшего трона увидела огромный черный силуэт, который своим видом и создавал всю эту непроглядную тьму, поглотившую весь зал.

Это и был величайший господин теней, властелин зла и создатель пороков мсье Дияко собственной персоной. Он был одет в сей длинный черный плащ, который закрывал все его тело. Голова же была прикрыта капюшоном от плаща, а лицо, как всегда, скрывалось под загадочной белой маской.

Он стоял к ангелу спиной и, хотя уже давно ощущал ее незначительное присутствие, повернуться к ней не соизволил.

– Я тебя не звал, – громким и ужасно хриплым голосом произнес Дияко. – Говори, что тебе надо, и уходи!

Вирджиния долго стояла в тишине, не зная, с чего начать излагать свои мысли, ибо в те минуты у нее в голове кружилось непомерное количество противоречивых суждений. Ей впервые выпала возможность лично увидеть того, кого всегда считала своим самым страшным врагом, однако же пришла она сюда сегодня вовсе не враждовать.

– Ваш слуга, – робко заговорила она, – сказал, что вы готовы принять меня...

– Я принимаю всех без исключений. Мои объятия открыты всем. Это мой давний враг Богиня игнорирует молитвы. Песни, сложенные мне, я мгновенно исполняю. Но лично ты мне не молилась. – Он сделал шаг навстречу своему трону и положил левую руку на спинку этого довольно странного кресла. – Не уж-то ты воистину по воле собственной явилась? – добавил он и все-таки повернулся лицом к девушке.

Вирджиния, увидев, что белая маска Дияко испачкана в крови, брезгливо отвела взгляд. И тогда ее взор пал на пугающую статую змеи. Это снова заставило ее отвернуться, но и в этот раз она узрела что-то неприятное, так как повернулась лицом к тому истекающему кровью пареньку. И куда бы она ни отворачивала глаза в присутствии черного господина – ей всюду виднелось нечто жуткое и отвратное.

Тогда крылатая просто закрыла свои наивные глазки и, набравшись смелости, ответила, что она воистину пришла сюда по воле собственной.

– А если так, то говори, не томи: чего желаешь ты, святая? – с грубой и строгой интонацией произнес Дияко и медленно зашагал вокруг Вирджинии, стоящей в самом центре округленного зала. – Только пока мало мне понятно, что это может быть за просьба, если ты у врага пришла ее просить, а не у своей Богини. Не уж-то это нечто, что ей не по силам?

Крылатая, продолжая держать глаза закрытыми и стараясь отбросить все ненужные мысли из головы, уже приоткрыла свой юный ротик, чтобы произнести задуманное, но в последний момент остановилась, приподняла веки и взглянула на повелителя зла, который все это время продолжал шагать вокруг нее, шурша своим длиннющим шлейфом от плаща, что черной змеей извивался вокруг Вирджинии.

– Я желаю... – наконец раздался ее голос, сразу после чего она на мгновение запнулась и снова задумалась, как бы правильнее выразить свою мысль, так как она-то ничего не желала, а только хотела сказать, что готова принять... нет, даже не принять, а согласиться стать вечной спутницей Дьявола.

И в эту самую секунду в ее голове пробежала самая ужасающая мысль, что когда-либо посещала ее невинное сознание. Мысль гласила о том, что два дня назад Роксана могла выдумать это искушение, которое Вирджиния уже надеялась принять. И если то было ложью, обыкновенной шуткой, которые Роксана так любила, то все то, что она колебалась сейчас произнести вслух, просто обернется вечным позором как для нее, так и для ее веры, которой служила она всей душой неизмеримо долгий срок. И поэтому, чтобы хоть как-то себя обезопасить, она решила подойти к данному вопросу издалека.

– Величайший творец зла, давали ли вы какое-либо поручение Роксане?

– Ты с вопросом пришла ко мне? – надменно переспросил он. – Что ж, изволю ответить. Да, я постоянно поручаю Роксане забрать кого-нибудь в вечное царство мертвых. Однако, как тебе известно, моя святая и совсем непредвиденная гостья, делаю я это не чаще, чем делает твоя Богиня, что вечно провозглашает любовь, хотя не знает истины этого понятия.

«Любовь, любовь... Что есть любовь?» – мысленно проговорила Вирджиния и малость пошатнулась. Нет, вовсе не потому, что потеряла равновесие, а потому, что услышала совсем не то, чего надеялась получить в ответ.

И тогда после недолгой паузы она теперь уже без страха и каких-либо колебаний повернулась к мсье Дияко, истинная сущность которого скрывалась под черным плащом, и требовательным голосом спросила:

– Что вы ей велели в последний раз?

Властелин теней, не понимая данного вопроса и к чему вообще ведет этот разговор, присел на свое обгорелое кресло и сквозь маску прохрипел:

– Ты, как я вижу, принесла с собой не один, а множество вопросов. Хоть оно и вечно, но не намерен на тебя я тратить время свое. Суть говори! Зачем явилась?

Почти минуту Вирджиния пребывала в молчании, пытаясь выстроить свою речь. А Дияко тем временем восседал на своем возвышенном троне и, не отрывая от нее своих холодных глаз, что вечно скрывались под его белой маской во тьме, следил за каждым ее мельчайшим движением.

Когда светловолосая решилась, она демонстративно расправила свои прекрасные крылья и прошептала на одном дыхание:

– Недавно была у меня беседа с вашим слугой Роксаной...

– Она мне не слуга, – тут же вставил Дияко, но Вирджиния сделала вид, что не услышала его.

– ...и если верить ее словам, вы, великий темный дух, велели ей найти для вас – по вашему капризу – деву, что самовольно и на вечность согласится разделить вашу судьбу...

Дияко, не дав ей договорить, неожиданно засмеялся. И этот смех был громким и пугающим, но при этом гордым и благородным, как и подобает тому, кто по праву восседает на троне. Он медленно привстал и, вновь волоча хвостом за собой длинный подол от плаща, подошел к тому умирающему юноше на полу, аккуратно пригнулся и что-то неразборчиво прошептал, отчего тот мигом перестал шевелиться, издавать какие-либо звуки и вообще дышать. Вся его кровь, которая, как казалась Дияко, только украшала пол, тут же превратилась в темно-красный дым и медленно испарилась. А само тело паренька рассыпалось серым прахом по помещению.

– Жертва принята, – прошептал господин, затем поднялся, взглянул на ангела и, указывая пальцем на то место, где только что лежал человек, сказал: – Ты в любой момент могла его спасти. Но не пожелала. В твоей святой душе появилось черное пятно, что велит тебе поступать так, как ты считаешь правильным, а не так, как гласят ветхие законы. – Он начал медленно приближаться к девушке. – Да, ты способна заслужить уважение мое, ибо внутренне сильна и не прячешься за чужими уставами. Ты преодолела грани страха и гордо пришла ко мне – к врагу своему, хотя и знаешь, что мне по силам отправить тебя в несуществование и без помощи Роксаны. – С каждым словом его голос становился все более хриплым и менее разборчивым. – Так говори же: какое отношение ты имеешь к моему недавнему капризу? Неужели ты привела одну из своих верных учениц для меня? – Он снова засмеялся тем пугающим смехом, только в этот раз смех казался более приглушенным. – Без сомнений ты хочешь получить какое-нибудь мелкое, но все же выгодное для тебя вознаграждение, что на время приглушит алчность твою. Иначе зачем еще ты здесь?

– Вы правы, великий Дияко, вы как всегда правы, – виновато ответила она. – Да, ищу я не что иное, как вознаграждение. Я служила Богине своей тысячелетиями, живя душой строго по придуманными ею правилам, но осознала нынче я, что недостойна она моих усилий. Ибо о каком духовном развитии можно вести речь, если все запрещено? Пришла я к вам, всесильный Демон, и желаю свободу обрести, вашу власть заполучить, познать могущество теней, учения тайные вкусить, а главное, насладиться всеми запретными плодами мира, чтобы наконец-то ощутить истинное счастье. – Вирджиния приклонила голову перед своим новым господином. – А в воздаяние я дарую вам себя!

Из-под маски Дияко раздался длительный и тихий хрип, означающий то ли гнев, то ли радость. И понимая, что после этих слов ей больше нет пути назад, он медленным шагом приблизился к крылатой, получше осмотрел ее и воскликнул:

– Всегда любил Роксану я за ее утонченное чувство иронии и, разумеется, за непредсказуемость юмора! – Он аккуратно положил свою руку в черной кожаной перчатке ангелу на плечо. – Она специально сказала про мою прихоть именно тебе, ангелу, так как ясно видела сущность твою и знала, что ты не пожелаешь отказаться от моих щедрых даров. Да к тому же у тебя, как я и желал, цвета мертвого моря глаза и волосы окраса сахарских песков. – Дияко снова прохрипел, но в этот раз хрип означал явное одобрение. Потом, отойдя в сторону и глядя куда-то в темноту, он спросил: – Как мне величать тебя?

– Могучий повелитель тьмы, Вирджинией меня зовут.

– Вирджиния... – тихо повторил Дияко и присел на свое огромное кресло, глядя на статую какого-то странного существа с крыльями летучей мыши, и громко крикнул: – Омбрэ!

На этот крик жуткое каменное чудовище мгновенно ожило и незамедлительно спрыгнуло с низкого пьедестала, на котором оно все это время красовалось, и тут же превратилось в того кучерявого мужчину со шрамом.

– Слушаю, мой повелитель, – с поклоном прошептал он.

– Выдели для мадемуазель покои в кругу моего царства! Пусть ощутит себя комфортно! Дай ей лучшее пространство, что нынче есть в этом дворце!

Омбрэ вновь приклонил перед своим господином голову.

– После того, что было сказано сегодня, тебе больше нет дороги к свету, – глядя на ангела, добавил Дияко, говоря очень тихо, чтобы окончательно не сорвать свой хриплый голос. – Уже не примут там тебя. Да ты и сама не пожелаешь возвратиться. Оставайся у меня! И завтра устраиваю бал – традиционный черный бал в честь всего, чем дорожу, и объявлю на нем я миру о тебе. И как только это состоится, ты завладеешь всем, чем так нынче желаешь.

– Словами нельзя выразить мою благодарность, – с улыбкой победителя произнесла крылатая с низким поклоном перед господином.

А он тем временем слегка повернул голову и увидел рядом с собой по правую руку от себя небольшой столик, на котором располагалась большая шахматная доска с резными фигурками. Дияко медленно пододвинул пешку – белую – которая дошла до конца поля, и заменил ее на черного ферзя.

– Шах! – произнес он, глядя на то, как черная королева начала угрожать важнейшей фигуре белого рядя.

Через минуту Вирджиния уже шла за вечным слугой почтеннейшего мсье Дияко по длинным и просторным коридорам дворца, которые в этот раз ей почему-то казались намного светлее. По широкой лестнице они спустились на второй этаж, медленно прошли по многочисленным залам с живописными картинами, и в тот миг, когда ангел начал думать о том, что их экскурсия по дворцу в параллельном пространстве затянулась, Омбрэ остановился у широкой двери, из рукава достал тяжелую связку старых ключей и, громко звеня ею, отворил тугой замок.

Нельзя сказать, что комната, которую слуга Дияко выделил для девушки, была самой большой во дворце, но и самой маленькой она не являлась. Однако именно здесь был наилучший вид из окна. Отсюда с высоты хорошо обозревалась вся красота столицы. Впереди, почти прямо под окном, стоял Цепной мост с грозными скульптурами в виде пышногривых гордых львов. Хорошо были видны и расписные здания по ту сторону реки. Там же на другом берегу чуть левее виднелось здание парламента, а справа красовался белый мост и желтая церквушка с двумя зеленым куполами, которые в тот час тревожно били в колокола. Было видно и то, как течет Дунай и как в этом течении отражался Будапешт. И Вирджиния понимала, что отныне вся ее жизнь так же перевернется вверх дном, как и весь этот город в отражении реки.

В момент, когда они вошли в комнату, там был полный беспорядок. Комната скорее напоминала большую кладовку, а не спальню, так как там горой на все помещение было навалено много ненужной мебели: старые деревянные столы, сломанные стулья, шкафы, битые зеркала, в одном из которых отразилась Вирджиния, и множество других испорченных предметов, нуждающихся в реставрации. Из-за толстого слоя пыли все помещение казалась серым и пасмурным. И было ясно одно – данной комнатой во дворце почти не занимались.

Омбрэ, больше не теряя драгоценных секунд, взмахнул рукой и вся эта ненужная мебель тут же бесследно испарилась, а пыль, что серой скатертью покрывала предметы, густым облаком зависла в воздухе и начала медленно оседать на пол. А через мгновение, таким же непонятным образом как исчезла старая мебель, появились на окнах тяжелые темно-зеленые шторы, что оградили серую комнату от солнечных лучей, сделав ее практически черной. И тогда мужчина снова взмахнул рукой, и у стены слева появилась та самая громоздкая белая кровать с завесой из белой полупрозрачной вуали, которая была у Вирджинии в том дворце, где жила она прежде. А напротив появился и небольшой дамский столик с крупным овальным зеркалом в узорчатом обрамлении. На столе образовались небольшие разноцветные шкатулки, стеклянные флакончики различных форм и размеров и необычной формы подсвечник, на котором, как и полагается, располагалась зажженная белая свеча, рыдающая теплым воском.

– Мадемуазель Вирджиния, я предоставил вам лучшие, на мой взгляд, покои во дворце, как и велел мне мой хозяин, – своим приглушенным голосом проговорил Омбрэ. – Надеюсь, что пространство вам по нраву.

Крылатая молча прошлась по комнате, оставляя отпечатки своих ступней на миллиметровом слое пыли, ковром покрывающей пол, и, присев на кончик кровати, не зная, как бы поудобнее сложить крылья, одобрительно кивнула.

– Тогда, моя почтеннейшая, не буду вам мешать. Если же что-либо пожелаете, то я всегда к услугам вашим, – с этими словами человек со шрамом покинул комнату и закрыл дверь за собой.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА