Глава XXX: Deus ex machina

«А разве есть выбор? – думал маэстро, стоя в центре моста, глядя то на равнинный Пешт, то на полную гор Буду. – Я отрекся от мира воюющих за выживание людей и стал частью воюющих за честь богов. Но это снова не по мне, ибо желаю отречься и от этого. Однако вижу взгляд Роксаны я, тот самый взгляд, что ядовито-зеленым цветом манит меня к себе. Мне хочется уйти назад, пойти на сторону добра, пойти туда, куда велит мой разум, но душа манит вперед. Роксана говорила, предупреждала, предостерегала, что чувства разуму встанут вопреки. Но уже поздно! Поздно... Да и был ли другой путь? Нет. Я влюблен! Влюблен я в смерть, и в этой смерти вижу больше жизни я, чем в существовании без смерти. И теперь я полностью готов целиком отдаться ей, чтоб поглотил меня тот взгляд, чтоб утонул в ея я черных длинных волосах, чтоб вечно ощущать сочный вкус тех сладких уст и чтоб, касаясь ея бедер, тихо превращаться в прах».

Маэстро сделал шаг вперед – хромой и неуклюжий – потом второй и третий, приближаясь к силам тьмы, после чего решительно повернулся лицом к свету, гордо встав против него.

– Да будет так... – разочарованно сказал Серафим, глядя на человека, и через мгновение, продолжая держать свое оружие нацеленным на неприятеля, добавил: – Дияко, вижу, вы готовы к бою.

– За вами первый ход, – прохрипел лукавый.

– Что ж, тогда берегитесь, ибо в этот раз нечистым прощения не будет!

Серафим и Дияко продолжали стоять на разных берегах, которые соединялись широким мостом, простирающимся прямо под их ногами. Враги смотрели друг на друга, и казалось, что между ними по воздуху пробегала некая необъяснимая дрожь, которую невозможно было увидеть глазами, но которую каждое из этих существ – готовых к битве – непременно ощутило.

Музыкант сделал попытку вообразить, как же именно будет протекать эта кровопролитная схватка, и понял, что все совершится прямо на этом мосту, из-за чего ему даже захотелось уйти с него, дабы не оказаться в эпицентре столкновения двух сил, но было уже поздно...

Серафим махнул рукой, и эта нескончаемая толпа белокрылых ангелов, спрыгивая с высоких крыш, с громким криком: «Во имя Богини!» – ринулась в бой. Оказываясь на мосту, они бежали прямо на маэстро, отчего тот, не зная что делать, просто замер на месте, закрыв глаза в ожидании некоего чуда. И разъяренные ангелы в миг бы растоптали никчемного человека, но, к его непомерному счастью, в самый последний момент прямо из-за его спины выбежали толпы солдат темных сил, из-за чего беспощадное слияние ангелов и демонов произошло прямо перед лицом композитора.

Приоткрыв глаза, мужчина так и продолжил неподвижно стоять в самом центре моста, медленно оглядываясь по сторонам, взирая на то, как вокруг него бились насмерть потусторонние существа, которых он совсем недавно считал мифическими, но которые оказались более чем реальными. Маэстро видел, как алыми брызгами проливалась кровь светлых небожителей, когда крепкие минотавры рубили их топором; он видел и то, как за считанные секунды устрашающие гаргульи превращались в каменную крошку в момент, когда противники отрубали им головы.

Схватка была беспощадной.

Повсюду раздавались громкие крики раненых воинов. Звон искрящихся мечей кружил, словно нескончаемое эхо, сквозь серую мглу, что окружала битву. Пыль из-под ног солдат поднималась в воздух и из-за остановленного времени вовсе застывала в неподвижном состоянии, отчего становилось трудно дышать.

Со стороны Пешта на помощь ангелам бежали здоровенные белые тигры, которые, оказываясь на поле брани, мгновенно сбрасывали нечисть с моста, предварительно отгрызая им ту или иную часть тела. А в помощь устрашающим демонам в воздухе стали появляться целые стаи летучих мышей и крепких воронов, которые черной тучей парили над рекой, не давая белокрылым так просто перелетать на другой берег.

И пытаясь понять, ради чего вообще ведется вся эта война, маэстро начал осторожно прогуливаться по мосту, стараясь близко не подходить к местам боевых действий, но это было практически невозможно, так как куда бы он ни ступил, его всюду окружали то мускулистые ангелы, разрубающие все на своем пути позолоченными клинками, то войны Дияко, которые грубо отталкивали человека в сторону, когда тот оказывался в метре от них. А через несколько мгновений, услышав чей-то дикий крик, композитор оглянулся и увидел, как прямо за его спиной высоченный белокрылый мужчина занес над ним острое копье. Маэстро сделал попытку уклониться, но было поздно, ибо крепким ударом тот уже повалил человека с ног. К счастью для музыканта, острие прошло мимо, а на высокого ангела в миг набросились какие-то зубастые существа и полумертвого уволокли в толпу.

Испытывая опьяняющий страх, от которого сердце человека билось так сильно, что он не слышал ничего, кроме ритма собственного пульса, композитор стал медленно подниматься на ноги и, продолжая смотреть на жестокую битву, осторожно прикоснулся к своему лицу и увидел, что у него через легкий порез на левой щеке идет кровь. А слегка повернув голову, разглядел, как Роксана, оказавшись в самом центре моста, громко стуча каблучками об асфальт под ритм его сердцебиения, с ехидной улыбкой игриво шагает между воюющими друг против друга солдатами, мимолетно, словно бабочка, кончиками пальцев касаясь то до одного, то до другого существа. И каждый, кто ощущал ее воздушные прикосновения, камнем падал на землю, впоследствии превращаясь в прах.

Она, не жалея ни воинов тьмы, ни воинов света, продолжала кружиться в самом пекле этой бойни, и оттого с какой легкостью перемещалась Роксана по мосту, казалось, что для нее все это было не более чем просто игрой или мимолетным танцем.

«Из чего она сделана, – подумал маэстро, – из фарфора или из мрамора?»

Он смотрел на возлюбленную с восхищением и восторгался безграничностью ее власти. И в момент, когда прямо из толпы сквозь густой серый туман она случайно бросила на музыканта свой вечно ядовитый взгляд, который не задержался на нем и секунды, так как через мгновение она уже смотрела в другую сторону, продолжая резвиться в окружении умирающих солдат, для композитора, так неожиданно увидевшего зелень ее очей, вся эта война мгновенно обрела значение.

Роксана наслаждалась, забирая жизни, и маэстро, глядя на изгибы ее совершенных губ, в миг посчитал своим долгом преумножить ее удовольствие, вступив в бой самому, ведь он достиг своей цели, написав симфонию, только благодаря ей, и сейчас считал себя должником возлюбленной своей. Думая об этом, он даже не заметил, как в его ладони прямо из ниоткуда появилась длинная серебряная шпага, которая настолько удобно легла в руке музыканта, что он тут же взмахнул ею, подобно тому, как правил дирижерской палочкой, и, по привычке досчитав ровно до тридцати трех, сломя голову ринулся в бой.

Вовсе даже не задумываясь, на чьей он был стороне, композитор поражал этой шпагой каждое существо, оказывающееся у него на пути. И чем больше он разил кого-то, тем громче становился пугающий смех зеленоглазой, которая своей чарующей улыбкой давно управляла маэстро подобно тому, как кукольник управляет марионеткой. И понимая, что все происходящие перед его глазами есть не что иное, как триумф Роксаны, маэстро и впредь был готов проливать за нее кровь.

Но в один момент, не рассчитав своих сил, он споткнулся о чье-то тлеющее тело и резко повалился на асфальт, а поднявшись на ноги, с ужасом обнаружил, что окружен белокрылыми созданиями, готовыми убить его в любой момент. Однако и в этой безвыходной ситуации мужчина сдаваться не соизволил, ибо ни при каких обстоятельствах не желал расставаться с той эйфорией, которую дарил ему звонкий голос Роксаны. Композитор начал отражать удары противников, однако при этом понимал, что долго ему не продержаться, так как каждое из этих существ являлось значительно быстрее и сильнее его. И в миг отчаянья он услышал позади себя чей-то грозный, хриплый крик. Это был Влад, который со словами: «Всех убью, один останусь!» – держа тяжелый молот в руках, выпрыгнул из толпы бойцов и, с оглушительным громом ударив сапогами о серый асфальт, приземлился рядом с музыкантом, помогая ему раскидывать белокрылых существ.

Влад бил с такой силой, что в момент, когда его варварский молот прикасался к врагам, их тела мгновенно отлетали от него, падая за пределы моста. А самых наглых... или точнее тех, которые пытались уклоняться от нападок здоровяка, Влад разил своим орудием сверху вниз, из-за чего от неприятелей не оставалось практически ничего, кроме разлетающихся в разные стороны перьев и отдельных брызг. И глядя на то, с каким азартом и ловкостью бородач раскидывал вокруг себя бойцов, маэстро понимал, что Владу далеко не раз выпадала честь быть участником подобных столкновений ада с небесами, и даже казалось, что для него вся эта битва тоже являлась своего рода развлечением.

Но в один момент на здоровяка набросилась целая стая белых тигров, выбив молот из его рук. И он, понимая, что уже давно пора пустить в бой полную силу, торопливо скинул с себя черную кожаную куртку, затем брюки, а вскоре и все остальное, представ перед врагом полностью обнаженным. Увидев это покрытое густыми волосами тело, тигры, осознав, кого же они только что попытались загрызть, в испуге начали отступать. Но Влад им этого сделать не позволил. Он с пронзающим и нечеловеческим ревом прямо у всех на глазах стал обращаться в огромного, поседевшего волка, который крепко стоял на задних лапах и двигался так быстро, что он за считанные секунды догнал каждого, кто попытался от него убежать, после чего своими острыми когтями безжалостно разорвал их на мелкие куски.

Оборотня долго пытались остановить, но это было безуспешно, ибо каждый, кто отражался в его серебряных очах, был либо раздавлен, либо съеден.

И тогда понимая, что ангелам не по силам так просто сокрушить нечистых и уж тем более когда со стороны противника на передовую вышел великий воин Влад, Серафим приказал подчиненным двинуться в обход, в надежде окружить врага. И белокрылое войско появились на Цепном мосту, располагающимся параллельно мосту Эржебет.

Дияко, увидев этот неожиданный и хитрый ход, неодобрительно захрипел, после чего, не теряя ни секунды, летучей мышью спрыгнул с горы и появился в самом центре параллельного моста, встав в одиночку против целого войска разгневанных ангелов. Белокрылые, заметив своего самого заклятого врага, стали бежать на него изо всех сил, желая как можно быстрее зарубить неприятеля. Черный господин же тем временем не торопился. Он, хладнокровно взирая на то, как на него надвигается белая стена, достал из-под черного плаща свою трость с серебряным набалдашником в форме змеи, осторожно повернул этот набалдашник против часовой стрелки, из-за чего ручка издала тихий щелчок, и, потянув на себя, вытащил из трости длинную шпагу, которой тут же принялся умерщвлять бесчисленных ангелов, не давая никому пройти через себя.

Обычно, когда черный господин вступал в бой, силы света сразу останавливали битву, принимая условия ничьи, но в этот раз они решительно продолжали наступать, по-видимому, желая биться до самого конца.

И маэстро видел, как ликовала Роксана и как Дунай под его ногами приобретал темно-красный оттенок.

Вскоре же музыканта снова кто-то толкнул, и он, свалившись на спину, увидел серое небо над собой. В небе пролетали различные белые ангелы и воинствующие черные гаргульи, но композитор ничего этого не замечал, а просто смотрел на бесконечные серые облака, повисшие над городом. И тогда им вновь овладело чувство страха, так как он осознал, что его жизнь ничего не стоила, и, в частности, из-за того, что он сам готов был с ней проститься, и что на самом-то деле за все время своего существования, несмотря на бесчисленное количество труда и стараний, он не оставил после себя ничего существенного, а значит, что во всей его жизни просто не было никакого смысла. Он понял, что мир ни капли не изменился с момента его рождения и после его смерти таким же и останется, ибо силы света и тьмы по-прежнему будут сходиться между собой в беспощадном бою, а вечное светило продолжит свой круговорот.

Поднявшись на ноги, не отрывая взгляда от чарующего неба, которое в те мгновения было покрыто серой мглой, композитор неожиданно для самого себя осознал, что он находился на этом мосту вовсе не случайно и что судьба, в которую никогда не верил, специально делала все возможное, чтобы он оказался именно здесь и сейчас. Было ясно, что с ним должно произойти нечто такое, ради чего ему все-таки суждено было появиться на свет, ибо несмотря ни на что, в глубине души маэстро знал, что в этом мире ничего не происходит просто так. Однако в чем именно заключалась миссия маэстро, он осознал-таки не разу.

Для него все эти жутко-черные демоны да кристально-белые ангелы, в существования которых никогда не верил, были не более чем испытанием веры, и поэтому он понимал, что ему уже пора что-нибудь предпринять, дабы прекратить этот вечный конфликт. И тогда музыкант неожиданно для самого себя заметил, что серебряная шпага в его руке давно превратилась в деревянный смычок для скрипки, а многочисленные существа, ведущие беспощадную бойню между собой, стали пробегать сквозь него, как сквозь воздух, будто никакого человека там и не было вовсе. Но нет, тело маэстро продолжало пребывать в самом пекле этой битвы, однако же его разум возвысился так высоко, что этот человек попросту стал недосягаемым для всевышних сил, ибо полностью отстранился от данного мира, выйдя за все доступные грани познания вещей. И глядя на смычок – орудие, которым никого не убивают и не завоевывают земли, но которым покоряют куда более значимые вершины: души и сердца – музыкант решил сделать то единственное, чего он мог делать хорошо, – играть!

Он вообразил, что в другой руке держит ту самую кроваво-красную скрипку, и, поверив в эту мысль, антикварная скрипка действительно там появилась. Приставив инструмент к подбородку, музыкант, продолжая стоять на мосту, неожиданно для всех заиграл свою девятую симфонию, на завершение которой его вдохновила сама смерть.

По городу стали разноситься нежные и донельзя тихие звуки, которые поначалу оставались незамеченными, ибо силы обеих сторон не желали чего-либо воспринимать вокруг себя, считая, что только их слепая вера имеет право на существование. Но с каждым новым тактом мелодия становилась быстрее и громче, из-за чего параллельно алой крови, брызгами разлетающейся по всей поверхности моста, полилась и музыка, которую не услышать было просто невозможно.

Воинствующие ангелы и полные азарта демоны, слыша этот завораживающий ритм, не осознавая, что с ними в тот миг происходило, стали останавливать бой, пытаясь понять, что это за мелодия и откуда она вообще могла исходить. И в изумлении от нежной симфонии они замирали, не зная, как им поступать дальше, ибо эти столь неожиданно возникшие звуки вызывали в них такие чувства, которых ранее они никогда даже не испытывали, а если же и испытывали, то это было так давно, что они и вовсе позабыли, какого это чувствовать истинное наслаждение такой невинной и одновременно порочной красоты, как музыка.

И уже очень скоро этот невзрачный мужчина в сером пальто, находящийся в центре моста Эржебет и играющий на скрипке симфонию собственного сочинения, был замечен.

Поначалу его музыка напоминала тихий шепот листьев во время осеннего ветра, потом же скрип инструмента стал похожим на волнующий, печальный звон весеннего ручья, а вскоре маэстро так взмахнул рукой, что его смычок, словно гром, ударил по струнам. И каждый свидетель происходящего невольно затаил дыхание. Даже Дияко и Серафим замерли на месте, взирая на мастерство музыканта, который продолжал прикасаться изделием из дерева и конного хвоста к хорошо натянутым струнам, озаряя серое небо над головой звуками совершенства.

Бой был остановлен.

А вечное противоречие добра и зла в то мгновение ушло на второй и даже на последний план, ибо все присутствующие, напрочь позабыв, за что они сражались, сошлись в едином мнении о том, что эта музыка прекрасна. Солдаты высших сил перестали создавать какой-либо шум. И если бы не игра маэстро, то во всем мире бы стояла абсолютная тишина.

Роксана, услышав эту уже знакомую ей музыку, убрала с лица свою привычную, ехидную улыбку, пытаясь продемонстрировать свое безразличие, что ей совсем не удалось, после чего она незаметно покинула поле боя, оказавшись на вершине горы Геллерт, откуда начала смотреть на все происходящее с высоты. А Влад, который пребывал в нескольких метрах от исполнителя симфонии, сам того не заметил, как вновь обрел человеческий облик и стал, открыв рот, восхищаться творением маэстро.

И вскоре то там, то здесь начал периодически раздаваться приглушенный звон мечей, но вовсе не потому, что их скрещивали, а наоборот, – потому что все эти существа, пускаясь в слезы, бросали клинки на землю, не желая более воевать и кому-либо подчиняться. А некоторые из воинов посмели даже сломать свои копья и приклонить колени перед человеком.

– Снова пат? – беззвучно спросил пришедший на помощь к своему господину Омбрэ.

– Нет, – ответил Дияко, глядя на все со стороны. – Шах и мат. На этот раз, несомненно, шах и мат.

Повелитель тьмы повернул голову в сторону Пешта и увидел на крыше одного из домов светлого Серафима, который тоже, находясь под впечатлением от виртуозной игры композитора, поджав крылья, бросил на землю свое оружие и пустил слезу. Однако что в эти неоднозначные мгновения творилось с самим Дияко – сказать было невозможно, так как его вечно холодная белая маска на лице скрывала какие-либо эмоции. И только Омбрэ, стоящий рядом, точно знал, что его черный господин невольно вспоминал о Нероне, наконец-таки осознавая, что же именно имел в виду великий император, провозглашая мысль о том, что красота и есть основа мироздания.

Маэстро продолжал играть.

И исполнял он симфонию свою от начала до самого конца.

Пальцы бегали по грифу, а струны накалялись. На мосту был всего лишь только один музыкант, но то того, как он владел тонким смычком, казалось, что с каждым новым тактом вступало все больше и больше инструментов, и что эту мелодию уже играл не один человек, а целый оркестр в несколько сотен умелых мастеров искусной игры. Произведение близилось к окончанию. И очень скоро маэстро, который с закрытыми глазами правил скрипкой так, будто она была естественным продолжением его тела, перешел к завершающим симфонию нотам, написанным им собственной кровью.

Под ритм прекрасных звуков бесчисленное количество черно-белых существ, которые несколько минут назад вели беспощадную битву, а сейчас, заслушавшись симфонией, словно статуи, застыли без движения, один за другим стали бесследно исчезать. Демоны, из-за того, что эта музыка пробуждала в них чувства смирения, мгновенно окутывались жгучим пламенем, обращаясь в прах, который незаметно сдувал ветер на поверхность Дуная. А ангелы же превращались в лед, осознавая, что, помимо их слепой веры в законы и волю Богини, в мире существовало еще и бесконечное разнообразие иных не менее верных точек зрения, смыслов, а главное, удовольствий, перед которыми было просто грех не устоять. Лед быстро таял, и от белокрылых не оставалось даже мокрого следа.

И в момент, когда симфония закончилась, мужчина в сером пальто и красном галстуке уверенно опустил смычок.

– Совершилось! – тихо произнес Дияко.

Черный господин смотрел на человека, как на равного себе, пребывая на параллельном мосту, а через мгновение, развернувшись, взмахнул своим плащом и, направляясь в сторону Буды, бесшумно удалился.

А Серафим, в слезах пав на колени да проклиная все, что видели его глаза, громко закричал, выплескивая свой гнев в вечное небо.

Маэстро посмотрел по сторонам и обнаружил, что он остался один на мосту и что серая мгла, кружащая над городом, в мгновение ока бесследно испарилась. В глазах музыканта отразился кроваво-красный закат на отдаленном горизонте. И в эту же секунду на человека обрушился неприятный, но, к сожалению, неизбежный, шум центра столицы. Машины и люди, застывшие по всему Будапешту, продолжили свое движение, как будто они никогда и не останавливались. Даже тот зависший в воздухе голубь, которым совсем недавно любовался композитор, вновь взмахнул крыльями и улетел в бескрайнее пространство над головой.

Земля продолжила свой ритм.

И оглянувшись, маэстро увидел на берегу, как всегда, лохматого и непричесанного Влада, который к тому времени уже успел одеться в свою изорванную одежду. Он устало просунул руку в карман черной куртки и с ужасом на лице вытащил оттуда тонкие обломки какого-то деревянного предмета.

– Луна – моя сестрица! – с возмущением проговорил Влад. – У меня трубка сломалась!

Здоровяк, понимая, что этот предмет ему никак не восстановить, покрутил деревянные обломки в руке, после чего со словами: «Ну и хвост с ней!» – выбросил трубку в реку. А через минуту достал пакетик с табаком и, высыпав эти засушенные листья себе прямо в рот, просто зажевал.

И взирая на то, с какой легкостью Влад расстался с трубкой, с которой, как казалось, они были неразлучны, маэстро, тоже пожелав кардинальных перемен в своей жизни, с оглушительным треском ударил кровавой скрипкой об асфальт под ногами, в дребезги разбив ее так, что, глядя на эти останки, никто бы никогда и не подумал, что этот кусок древесины когда-то дарил музыку и покорял сердца. Отбросив от себя испорченный инструмент, мужчина в сером сделал глубокий вздох и ощутил себя, как никогда, свободным.

– Вы знали с самого начала? – тихо спросил Дияко у Роксаны, находясь вместе с ней на вершине горы, с высоты взирая на маэстро. Но дама ничего не ответила, а только хитро и незаметно улыбнулась улыбкой победителя.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА