Акт III: Ад

– А ты пойдешь встречать рассвет? – громко и тревожно прозвучал голос Анжелы в затуманенной амфетаминами голове Андрея, который вместе со своими одноклассниками, держа тяжелое и леденящее руки огнестрельное оружие в руках, пробирался через серый теперь уже знакомый ему лес, натирая множество мозолей на ногах по причине неудобной и неприспособленной к такой местности обуви. Но в отличие от остальных ребят он не ощущал этой боли, ибо проглотил тех выданных солдатами красно-белых таблеток так много, что в его голове творилась полная неразбериха.

Явная иллюзия в глубинах его неопытного сознания смешивалась с реальностью настолько, что их практически невозможно было друг от друга отличить. И посмотрев по сторонам, Андрей с ужасом в глазах обнаружил себя на той самой поляне, которая постоянно грезилась ему во снах, однако в этот раз это бескрайнее пространство по какой-то неизведанной причине было полностью окутано кроваво-красным огнем, который так безжалостно уничтожал, превращая в прах, зеленую траву и различные цветы. Вокруг юноши кружились не разноцветные лепестки, как это было всегда в подобных видениях, а острые и обжигающие искры, падающие с неба, подобно дождю.

Паренек с обеспокоенным и удивленным лицом, торопливо шагая по этим просторам, пытался понять, что же с ним происходит и откуда вообще возник пожар, но ответа он не находил. И тогда, в очередной раз посмотрев на заполненное черным дымом небо, рисовавшееся в темно-красных оттенках, как и все в этом видении, молодой человек, ускоряя свой и без того быстрый шаг, принялся искать в этом огне свою возлюбленную, светлый образ которой периодически мелькал на горизонте то на юге, то на севере.

Поднимающийся до самых небес черный дым, окружающий Андрея, подобно колючим веткам сухих деревьев, царапал ему щеки и язвительно бил по глазам, вызывая слезы. И чем дальше он шагал, тем больше возникало этого дыма, так как юноша отчаянно шел в самый эпицентр всепоглощающего огня, ибо, как ему казалось, голос Анжелы звучал именно оттуда.

А когда уже идти вперед стало невыносимо тяжело, молодой человек, невольно закрывая глаза и прикрываясь рукой от жгучих кнутов ярко-красного пламени, в ярости закричал одну единственную гласную, с которой начинается большая часть всех земных алфавитов. И к его удивлению, в эти самые секунды случилось то, чего он ни в коем случае не ожидал.

Он, случайно оглянувшись, увидел какие-то странные образы, которых он до этого еще ни разу не видел в своих сновидениях. Сперва ему показалось, что за его спиной стоит Анжела, но, приглядевшись получше, отчетливо разглядел, что ее там нет, однако были все остальные его одноклассники, которые почему-то представились не в виде молодых ребят, а в виде белокрылых, но при этом устрашающих ангелов, одетых в пышные белые бальные платья и черные фраки. Эти существа, пролетая над головой Андрея, вызывали в нем всепоглощающее чувство паранойи, однако же, несмотря на вызванный ужас, он твердо знал, что они ни в коем случае не причинят ему вреда. И пытаясь понять их действия, Андрей заметил, как эти ангелы без страха и сомнения проносятся в оранжево-красном небе сквозь черный дым и, подобно мотылькам, летящим на пламя, пытаются безрезультатно потушить огонь, обжигая свои крылья, перья которых пеплом осыпались на землю, после чего и сами ангелы становились какими-то черными и грязными.

Подобная картина, нарисовавшаяся в подсознании юноши, невольно начала ассоциироваться с некой монументальной фреской, изображающей битву ада с небесами, беспощадную и бессмысленную, как и какая-либо иная война.

Андрей хотел, чтобы всему этому уже как можно быстрее наступил конец, однако, продолжая кричать набор бессмысленных звуков, он с огромным разочарованием осознал, что это было всего лишь только началом его жутких кошмаров.

И как только действие наркотических средств начало ослабевать и сознание молодого человека стало делать первые шаги к возвращению в реальность, юноша, посмотрев вприщур, разглядел перед собой то серое заквадраченное бетонное здание на холме, которое он сегодня уже успел возненавидеть. Вглядываясь получше, ему стало казаться, что это здание, похожее на облик некоего чудовища, начало плеваться золотыми искрами, а делая попытки в чем-либо разобраться и выбросить из головы все эти ужасающие галлюцинации, Андрей глубоко вздохнул и замер на месте, понимая, что он уже давно прошел через весь тот тихий серый лес и вновь находится на пустыре, где он похоронил Альберта.

Вытирая невольно появляющиеся слезы грязным рукавом некогда белой рубашки, он, до сих пор не осознавая, что же именно здесь происходит, заметил, как его одноклассники, окружавшие его, потихоньку обретая человеческий облик, принялись разбегаться в разные стороны, пытаясь как можно скорее спрятаться за широкими стволами деревьев.

– Ложись, идиот! – выкрикнул высокий паренек по прозвищу Аристотель, повалив Андрея на мокрую траву, тем самым сохранив ему жизнь, ибо в миг падения над их головами просвистела пуля.

– Что? Что происходит? – пытаясь прийти в себя, тихо промолвил он, продолжая видеть перед глазами окутанное огнем небо и то, как с черных облаков осыпается иллюзорный пепел.

– По нам стреляют! Вот что! – ему в ответ выкрикнул Аист, торопливо присев на корточки, прижавшись к дереву спиной, не выпуская тяжелый автомат из рук. – Видимо, нас тут уже ждут в гости еще с твоего прошлого визита.

– Видимо, да... – уже чуть более трезво глядя на вещи, ответил Андрей.

– И что дальше? – в гневе обратившись к Алкашу, заговорил Артем, параллельно успокаивая вопящих девчонок, которые вновь впали в невыносимую истерику, пройдя через весь лес и минуту назад услышав отдаленные выстрелы да свист летящих в их сторону кусков свинца. – Это и есть твой план? Прятаться за деревьями и пытаться отстреливаться? Да здесь почти километр до цели.

– Меньше, – ответил Артист.

Алкаш выглянул из-за искривленного ствола широкого дерева и сделал попытку прицелиться через пустырь в сторону разбитого здания на холме, но после реплики Артема немного притих и задумался, неохотно опустив свой автомат, так и не дотронувшись до курка. Он понимал, что это дорога в один конец и что, учитывая то, где именно расположен вражеский объект, им до него никак было не добраться, не пролив крови.

Собравшись с мыслями и попытавшись все оценить более критичным взглядом, Алкаш осознал, что эти террористы вовсе неспроста обосновались именно в том здании, так как с высоты холма посреди пустыря им было видно практически все, что творилось в радиусе нескольких километров, а посему так просто к ним подойти было практически невозможным.

– У них там снайпер! – выкрикнул Аист, мысленно высчитывая примерное расстояние от леса до объекта, из которого в их сторону периодически вылетали пули. – И если бы они хотели нас убить, то, думаю, они бы не тратили патроны на ветер.

– Что ты хочешь сказать? – взволнованно спросил, сидящий рядом с ним белобрысый Архитектор, которому так и не доверили оружие после того, что он чуть было не натворил в ангаре.

– Думаю, они шлют нам предупреждения. Хотят напугать... – начал здоровяк.

– И им это удалось! – хором взвыли трясущиеся от страха и испачканные в грязи девушки, не веря, что все это с ними происходит на самом деле. – Когда же это закончится?! Когда?! Что мы такого сделали?! Что?..

– Я предлагаю сдаться! – продолжил Аист, крикнув в сторону Алкаша, поскольку именно его уже все давно считали лидером данного похода.

И этот лидер, полностью соглашаясь с тем, что так открыто идти с оружием в руках против террористов – обыкновенное самоубийство, уже хотел сказал, что надо сложить автоматы, ибо эта война совсем не была похожа на то, что он видел в патриотических фильмах и что, направляясь сюда через туманный лес, успел навооброжать в своей голове, но неожиданно в метре от него раздался голос паренька по фамилии Андреев:

– Никаких «сдаться»! – Он шмыгнул носом и с пренебрежением плюнул на траву. – Я ни в коем случае не упущу такой шанс!

– Верно! – теперь уже заговорил и сам Алкаш, в миг передумав опускать оружие и идти на поводу у здравого смысла.

– Мы что... зря пробирались через весь этот лес?! – продолжил воинственно настроенный Андреев. – Зря тащились сюда с девчонками, выслушивая бесконечные вопли о мозолях, грязных платьях и сломанных ногтях?!

– Заткнись, козел! – возмутилась Ася, ибо это именно она больше всех жаловалась по поводу того, что ей не удобно идти по данной местности в ее праздничных некогда белых, а теперь уже давно черных от мокрой грязи туфлях.

– Почему мы вообще должны воевать? – требовательно спросил Аристотель. – Да и вообще... почему по нам стреляют? Что мы им сделали?

– А что ты предлагаешь? Возвращаться нам все равно некуда! – заявил Андреев, разглядывая вражеский объект сквозь завесу серого тумана. – Вы как хотите, а я иду до конца! – добавил он.

– Все идут! – грозно вставил лидер, принимая решение сразу за всех. – И мальчики, и девочки!

– Не хотим мы никуда идти! – вырвалось из уст Александры, после чего Невеста подтвердила эти слова, а следом закричали и все остальные представительницы женского пола, выражая свое нежелание вообще здесь находиться.

– А придется... – вновь прохрипел Алкаш, заметив, что по ним почему-то прекратили стрельбу. – К тому же уже полдень! Сейчас с минуты на минуту должны прийти наши солдаты на помощь...

– Ты в этом так уверен? – усмехнулся Аист, явно намекая на чью-то наивность, понимая, что скорее всего никакого удара с фланга, о котором говорил адмирал не будет, ведь, если бы те солдаты действительно хотели ликвидировать этого террориста, они бы уже давно выпустили боевую ракету, которая бы в миг сравняла с землей все, что находилось на этом холме.

– Да, уверен! – с яростью в глазах выкрикнул тот в ответ, после чего на его лице образовались слезы. – Адмирал дал слово, что мы... мы... Он дал слово! Слышишь?!

– Эй, народ! – неожиданно заговорил Апостол, подбежав к лидеру, держа голову как можно ниже, зная, что они все еще под прицелом. – Если и идти в бой, то лучше не медлить... пока туман не развеялся.

– Он прав, – вставил Артем. – Этот туман – наша единственная надежда хоть как-то подобраться к тому зданию.

С этими словами юноша, вспоминая, как это делается в кино и в видеоиграх, осторожно зарядил один из автоматов, принесенных сюда ребятами через лес, и протянул его Апостолу. Кучерявый уже хотел крепко обхватить предложенное оружие, но в последний момент, испуганно подняв глаза на своего товарища, отвел от автомата руки, заявив, что его христианская религия не разрешает ему прикасаться к орудиям убийства, не говоря уже о том, чтобы ими пользоваться.

– Бери – убьют! – настойчиво проговорил Артем, пытаясь уговорить одноклассника не делать глупости, но тот так и не посмел пойти вопреки своим принципам.

– А ты чего задумал? – удивился Аристотель, глядя на то, как Артист окунает в грязь свои пальцы и рисует этой самой грязью полосы на собственном лице.

– Боевой окрас коренных американцев племени Апачи, – ответил тот, кто был в белом фраке, ни капли не веря в эффективность этого ритуала, но все же искренне надеясь, что эти полосы помогут ему избежать насильственную смерть.

– Ага, – усмехнулся Аист, тоже обратив внимание на действия Артиста, – кому-кому, а племени Апачи-то эта традиция уж точно не помогла.

Здоровяк хитро подмигнул, намекая на то, что это самое племя, о котором они заговорили, уже давно было стерто с лица земли по причине беспощадного геноцида.

– Молиться надо! – грозно вставил Апостол и, посмотрев на свой православный крестик из чистого золота, висящий на его шее, торопливо спрятал его под воротник.

И как только этот довольно нелепый с виду процесс нанесения рисунка на кожу был завершен, парень с протезами на ногах повернулся к сидящей возле него Александре и тихо прошептал:

– Что бы ни происходило, будь рядом со мной! Договорились?

– Не прикасайся ко мне! – взвыла она, не желая никого видеть, мечтая только о том, чтобы все это как можно быстрее закончилось.

– ...и ни шагу назад! Ясно?! – объясняя свою тактику, которую никто особо не слушал, грозно продолжил Алкаш, готовясь в любую секунду ринуться в бой. – Парни, идем вперед! Девчонки идут сразу за нами! Стрелять по всему, что движется! И не отставать!

После этих слов он уже хотел выбежать из-за дерева и помчаться в сторону вражеского объекта, но Арина, находящаяся прямо за его спиной, на мгновение остановила паренька, резко схватив его за руку.

– Будь осторожен! – сказала она, на что Алкаш, криво посмотрев на нее, вспоминая все, что между ними было, грубо и бесцеремонно послал ее на короткое и непристойное слово, символизирующие не что иное, как мужской орган.

А через секунду, он, окинув юношей подбодряющим взглядом, с грозным криком «Ура!» ринулся в бой.

– Погоди! – ему вслед заговорил Аист, понимая, что их одноклассницы не только не знают, как орудовать этими автоматами, но еще и ввиду их тяжести даже не знают, как их вообще держать в руках. – Если девчонки пойдут за нами, как ты сказал, – они же сами нас в спину и порешают...

Но Алкаш его не услышал, ибо, выбежав из-за дерева, он, бегом направляясь к холму, уже открыл огонь в сторону бетонного здания, создавая череду оглушительных выстрелов, продолжая безостановочно голосить все тот же девиз российских солдат, состоящий из трех букв.

– Вот идиот! – возмутился Аист, пытаясь его остановить...

Но было поздно, так как со стороны здания неожиданно раздался приглушенный хлопок, и обжигающая пуля в миг пронзила Алкашу шею, из-за чего молодой паренек мгновенно замолчал и, задыхаясь в сочившейся из его рта крови, выронил автомат из рук да повалился на землю, грубо приземлившись спиной на траву.

«Какой же я дурак...», – в последний момент подумал он, понимая, что в конце концов погиб-то он вовсе не как герой, а как простой глупец, и что теперь из-за его бравады убьют и остальных.

– Суки! – в дикой ярости закричал Андреев, тоже выбежав на открытое пространство, начав месить под ногами густую грязь, безостановочно стреляя вперед, надеясь попасть хоть во что-то.

А вслед за ним с похожим набором ругательных слов, последовал и Аристотель, и Аист, и даже безоружный Архитектор помчался в бой. Но в отличие от Алкаша, который, сломя голову, думал пройти напрямую, эти молодые люди стали бежать зигзагом, из-за чего снайперу в них было куда сложнее попасть. И теперь уже понимая, что отступать некуда, ибо война, ради которой все они были сюда доставлены, все-таки началась, на открытое поле выбежали и остальные парни, громко выкрикивая слова проклятия в адрес врага, которого они даже не знали в лицо.

– Ублюдки! Ублюдки! – вперемешку с беспорядочными выстрелами по всему пустырю раздавались голоса юных мальчишек. – Сдохните, суки поганые! Слышите?!

Ребята, стараясь держать головы как можно ниже, разбегались в разные стороны, чтобы не собираться в группы, поскольку в толпу было куда легче попасть, чем в одного человека. Над их головами свистели пущенные террористами пули, на что эти юноши, даже не целясь, открывали ответный огонь, переполняясь адреналином после каждого выстрела.

Автоматная отдача им была непривычна. Их руки дрожали, ноги в неудобной обуви с каждым шагом почти по колено тонули в сырой земле, но после того, как на их глазах застрелили их одноклассника, никто из ребят ни в коем случае не думал останавливаться, желая всем сердцем и горячей головой отомстить врагу.

– А-а-а! Сдохните, сволочи! – надрывая горло, кричали напуганные, но при этом отважно бегущие в бой мальчишки.

– Вы что делаете?! Вас же, кретины, убьют! – вслед парням взвыла Невеста, но ее никто не слушал.

– Альбина, сиди здесь! Не высовывайся! – в приказном тоне заговорила Настя в момент, когда Арина и Ася, несмотря на дождь из свинца, побежали к истекающему кровью Алкашу, надеясь ему хоть как-то помочь.

Но тело юноши уже было безжизненным и помочь ему было нельзя.

В ужасе, от которого каменели ноги и холодная дрожь пробегала по спине, разглядывая смертельную и все еще кровоточащую рану этого симпатичного паренька, девушки, затаив дыхание, просто молчали, ибо вовсе не имели представления, как им реагировать на подобное зрелище.

– Это ты виновата! – неожиданно выкрикнула Арина, начав в Асю бросаться грязью, не воспринимая действительности вокруг себя, отказываясь верить, что тот, кто ей был глубоко небезразличен, мертв. – Это все ты! – тяжело дыша, повторяла она, вспоминая события выпускного вечера. – Это ты... ты! Если бы не ты, он бы уже был моим... моим! Ненавижу тебя... Ненавижу!

Позабыв, где находится, Арина приподнялась в полный рост, чтобы посмотреть сверху вниз на не менее напуганную Асю, которая после услышанного стала трястись еще сильнее, так как вовсе не понимала, о чем та говорит, действительно начав верить, что она могла быть как-то причастна к смерти этого молодого человека. И в эту же секунду случайная пуля со жгучим свистом пронзила Арине затылок, раздробив ей половину головы, из-за чего ее нежное тело мгновенно упало возле тела ее возлюбленного, накрыв ленточками своего белого платья сырую почву земли.

Глядя на два безжизненных и истекающих кровью трупа, Ася, содрогаясь во всеобъемлющем ужасе, стараясь от них отползти, накручивая в своей голове тревожные мысли о том, что она воистину каким-то образом могла быть виновной во всем, что здесь происходит, в безумии закричала:

– Нет! Не может быть! Это не я! Я не виновата! Я не хотела... Я не...

И даже не замечая, как сквозь ее уже давно не белое платье невольно сочится желтоватая жидкость, она приподнялась на ноги и, слегка повернув голову, увидела перед собой то, что ей хотелось назвать настоящим кошмаром.

По всему пустырю в разные стороны разбегались ее одноклассники, среди которых были как мальчики, так и девочки. Они, громко крича набор всевозможных ругательных слов и крепко сжимая огнестрельное оружие, которое с огромным усилием удерживали в руках после каждого нажатия на курок, пытались отстреливаться, целясь в окна разбитого здания на холме.

Парни к тому моменту уже смогли пробежать половину пустыря, ни на секунду не останавливаясь, шаг за шагом продолжая двигаться к поставленной цели. И чем дальше они пробирались, тем меньше в них оставалось надежды касательно того, что им удастся выполнить это задание, так как с каждым шагом, проваливаясь в густой грязи, становилось все тяжелее и тяжелее идти на подъем.

– Козлы! – отстреливаясь из автомата по бетонному строению, кричала Алиса, которая бежала в бой, совсем не уступая мальчишкам. – Получите, уроды! Получите...

А прямо за ней, пытаясь догнать остальных, торопливо передвигая ноги, шла девушка по имени Александра, периодически спотыкаясь о собственное платье, падая на сырую землю и поднимаясь. Она, как и все, идущие в бой, тоже несла с собой автоматическое оружие российского производства, однако, в отличие от большинства, она и представления не имела как им пользоваться.

– Почему все это происходит? – непрерывно повторяла она. – Почему? Что я такого сделала? В чем я провинилась?

Но ее вопросы так и оставались без ответа, и единственное, что в те мгновения Александра получала в отклик, – это свист проносящихся в воздухе пуль и неразборчивый крик ее одноклассников, вызванный всеобъемлющим страхом за собственные жизни, которые могли оборваться в любую секунду.

Здоровые полные надежд сердца молодых людей бились так сильно и быстро, что у многих, помимо ушей и висков, куда сильным напором ударяла кипящая кровь, разбаливалась еще и грудь. Дышать, как оказалось, им тоже было невыносимо тяжело, ибо, помимо сложной пробежки, каждый шаг которой для них мог стать последним, абитуриенты совсем не были адаптированы к горному воздуху, из-за чего у них начинали кружиться головы.

И в один момент крупный юноша по прозвищу Аист неожиданно прекратил свой бег и, находясь на линии огня, вовсе остановился, так как, медленно вглядываясь сквозь туман, ощутил довольно неприятное чувство дежавю. Ему показалось, что он все это уже где-то видел, и глядя на то, как его одноклассники разбегаются в разные стороны под громкий ритм выстрелов огнестрельных орудий убийства, в его голове зазвучал тот самый вальс, под который молодые люди так беззаботно кружились на празднике своего выпускного, из-за чего он тут же вспомнил и свой загадочный сон, в котором они все, пребывая в таких же бальных платьях, как и сейчас, будучи запертыми в некоем холодном помещении, похожем то ли на ржавый склад, то ли на цинковый гроб, танцевали сей игривый танец смерти.

И в своем же видении, пройдя чуть дальше по кроваво-красной пустыне, Аист вновь очутился возле той бездонной черной реки, у которой, как и всегда, стояла седая старуха в черном одеянии.

– Ну что, голубчик... – уже в который раз раздался ее неприятный хриплый голос. – Понял, в чем смысл жизни?

– Что? Нет! Отвали! – резко и грубо ответил он, начав размахивать руками, желая, чтобы вся эта минутная иллюзия, вызванная головокружением и переизбытком адреналина в крови как можно скорее развеялась и чтобы подобные видения его впредь больше никогда не терзали. И выбросив из головы посторонние мысли, Аист в мгновение ока вновь обнаружил себя бегущим сквозь бледный туман навстречу летящих в его сторону пуль.

– Нате вам! Нате! – повторяла Алиса, каждый раз нажимая на курок, обливаясь слезами.

– Уроды! – надрывисто кричал Андреев. – Убью вас, на...

– ...да придет царствие твое! Да будет воля твоя... – шептал кучерявый Апостол, шагая вперед.

– Сдохните, гниды! Сволочи!

– Дай мне оружие! – находясь в самом эпицентре боевых действий, в ярости завыл Архитектор, подбежав к Артему и схватив его за воротник. – Я не хочу умирать! Дай мне оружие! Дай!

– Нет! – с не менее напуганными глазами ответил Артем, пытаясь оттолкнуть от себя товарища, дабы тот не мешал ему.

И когда Архитектор, продолжая держаться за своего одноклассника, чуть было не повалил его на землю, пытаясь отнять автомат, Тема, обливаясь потом и слезами, вызванными жутким страхом, приставил раскаленное от многочисленных выстрелов дуло «АК-47» к груди товарища и уже стал помышлять о том, чтобы спустить курок, дабы не погибнуть здесь из-за него. Но в последний момент не стал этого делать, так так перед их глазами произошла непредвиденная и ужасающая картина.

В нескольких метрах от себя они увидели Апостола, который тоже не имея при себе оружия, не отставая ото всех, шел вперед, желая как можно быстрее дойти до здания на холме. И хотя этот юноша себе под нос непрерывно читал христианские молитвы, которые должны были защищать его от какого-либо несчастья, он все-таки шагал прямо по следам Артиста, прячась за его спиной и надеясь, что, если в их сторону будут стрелять, то попадут не в него, а в идущего впереди инвалида. Однако неожиданно по причине того, что не совсем здоровые ноги хромого паренька в белом, пройдя через весь лес, невыносимо устали, Артист, сделав неуклюжий шаг, повалился на землю, и пуля, предназначавшаяся ему, попала в Апостола, пробив насквозь его грудную клетку.

– Черт... – сказал кучерявый на последнем издыхании и мертвым свалился лицом в грязь.

Увидев все это, Артем замер без движения, не веря, что его сосед по парте только что умер. А Архитектор, разглядев спрятанный в ремне под рубашкой Артема пистолет, не мешкая, выхватил его и в ту же секунду начал стрелять в серое здание, подбив целящийся в их сторону силуэт в окне второго этажа. И теперь, имея в руках огнестрельное оружие, будучи большим любителем видеоигр в жанре «Action», Архитектор, ловко поднявшись на ноги, помчался вперед быстрее всех, умело отстреливаясь по врагу, из-за чего даже складывалось такое впечатление, будто он занимался этим всю свою жизнь.

А через минуту он и паренек по фамилии Андреев уже добрались до вражеского объекта, перепрыгнув через невысокое ограждение из трухлявых досок и оказавшись у главного входа в здание. Они, стоя у самого порога, даже не зная, что там может быть внутри, молча переглянулись между собой, одобрительно кивнув, давая понять, что готовы идти до самого конца, прикрывая друг друга.

– Вот, блин, зараза... – начал Андреев, прижавшись спиной к бетонной стене, осторожно через плечо пытаясь заглянуть в открытый дверной проем. – Если бы Толик не истратил все гранаты, мы бы сейчас показали этим фашистам «Кузькину мать»...

– Да какая разница! – навзрыд проголосил Архитектор и, крепко сжимая пистолет в руках, первым забежал внутрь через широкую дверь. И в эту же секунду из тьмы помещения раздался громкий выстрел, из-за которого раздробленное тело паренька было тут же выброшено обратно под открытое небо.

А Андреев, увидев, как мгновение назад погиб еще один его школьный товарищ, вспоминая улыбки своих двоюродных сестер, с яростным криком тоже вбежал в это смертоносное здание, безостановочно нажимая на курок автомата, никуда даже не прицеливаясь.

– Абдул Назид-Эва, выходи! Выходи, трус-с-сука! Давай, мать твою! – кричал он.

Однако в эти мгновения его оружие отказывалось работать, так как в нем уже давно закончились патроны.

Пытаясь понять, что же именно происходит и почему он, в отличие от Архитектора, все еще жив, Андреев, тяжело дыша, стал смотреть по сторонам, заметив, что его в этом мрачном, пыльном помещении окружает не менее пяти каких-то неизвестных вооруженных людей. Он сделал отчаянную попытку сопротивления, пытаясь вручную одолеть врагов, но они смогли очень быстро успокоить молодого человека, приставив устрашающее дуло автомата к его виску.

Остальные же абитуриенты к тому времени еще только приближались к зданию террористов, пытаясь как можно быстрее подняться на этот невысокий холм.

Аристотель, Аист и Тема все еще продолжали стрелять из своих оружий, целясь по окнам, отчаянно думая, что их действия способны на что-то повлиять. Не стрелял только хромой паренек в белом костюме, зная, что все это уже бесполезно. И все-таки он, не отставая от остальных мальчишек, тоже шел вперед, надеясь встретиться с врагом лицом к лицу.

А Невеста, Альбина и Настя, держа в руках оторванные кусочки своих белых платьев и высоко размахивая ими, словно флажками, во всю силу своих девичьих голосов взывали о том, что желали бы прекратить всю эту кровавую бойню и мирно сдаться.

– Пожалуйста! Пожалуйста... Нет! Хватит! Не надо! – кричали они. Однако их так никто и не услышал.

А когда перед их глазами вражеская пуля пронзила тоненькую фигурку отважно идущей в бой Алисы, девушки, задыхаясь от переизбытка стресса и шокирующих эмоций, так и вовсе притихли, прижавшись друг к другу, понимая, что с минуты на минуту могут погибнуть и они.

Андрей же, в голове которого весь этот кошмар рисовался еще более ужасающим, ибо действие амфетаминов все еще давало о себе знать, шагая в бой с оружием в руках, неожиданно осознал, что ему надо оббежать это серое здание с обратной стороны и незаметно для всех войти в него через какое-нибудь заднее окно. Но как только он об этом подумал, из бетонного строения выбежало трое безликих мужчин, что-то крича и периодически открывая ответный огонь по идущим в их сторону юношам.

Увидев этих людей, одетых в грязные старые лохмотья, Андрей с яростным визгом всевозможных гласных, которые только способны произнести надрывающиеся голосовые связки человека, принялся безостановочно стрелять по врагу. И ему даже удалось в кого-то попасть. А слегка повернув голову, он увидел, как какая-то очередная пущенная террористами пуля сквозным попаданием ужалила Артема, из-за чего тот мгновенно повалился на землю, в безумии смеясь, делая неудачные попытки куда-то отползти по мокрой земле на четвереньках.

– Неужели это все? – выхаркивая черно-красную жидкость, заговорил юноша, желая в последний раз увидеть серое небо над головой, в момент когда к нему подбежал Андрей, пытающийся поднять его на ноги. – Дурак же ты, Андрюха! – неожиданно продолжил он, осознав, кто же именно ему пытается помочь. – Уходи... Уходи отсюда! – сквозь слезы закричал он. – Уходите все отсюда! Мать вашу, бегите! Бегите...

И Андрей, с ужасом осознавая, что он только что простился еще с одним другом, вновь возобновил свой дикий и неестественный крик на все поле, напрягая каждую мышцу на лице:

– А-а-а! – голосил он, продолжая безостановочно стрелять, отчаянно надеясь уничтожить врага, открывая огонь сам даже не зная во что.

А когда в обойме закончились патроны, и он торопливо перезарядил автомат, юноша, как и планировал, помчался в обход. Но в один момент его нога провалилась в сырую после дождя почву, и он невольно заметил под собой тело уже давно убитого Аристотеля, лежащее в густой грязи. На лице мертвеца рисовался всеобъемлющий страх, который тот ощутил в короткую секунду расставания с жизнью. И случайно посмотрев в открытые глаза убитого юноши, Андрей чуть было не сошел с ума.

– Нет! – закричал он. – Не хочу! Не смотри так!

И понимая, что надежды больше нет ни на что, ибо их всех убивали, как утят на охоте, молодой человек перешагнул через неподвижный и ужасающий труп товарища и побежал дальше, проклиная все на свете.

Подойдя к боковой стене бетонного сооружения, Андрей устало повалился с ног, тяжело дыша через рот и покрываясь зачатками холодного пота на лбу.

– Это безумие!.. – тихо рыдая и вытирая грязной рукой свое лицо, проговорил он самому себе, сидя на сырой земле у стены, пытаясь снять с себя черные, праздничные туфли, в которых было невыносимо больно находиться, так как в них залилось полно воды, и они натирали жуткие мозоли. – Что же это творится-то? Что я здесь делаю? Как... как так получилось, Анжела? Как я сюда попал?

И в этот момент, Андрею показалось, что шум от перестрелки, происходящей с другой стороны разбитого здания постепенно стал утихать. А это явно не могло означать ничего хорошего.

Молодой человек, с силой зажмурив глаза, стал громко стонать себе под нос, понимая, что все его одноклассники, видимо, уже мертвы и что вот-вот наступит и его черед. Он похоронил на этом поле Альберта, а теперь здесь пали и все остальные его школьные друзья.

Но неожиданно среди возникшей тишины, от которой после многочисленных выстрелов еще сильнее начинали разбаливаться уши, Андрей услышал чей-то тихий женский писк, доносящийся откуда-то неподалеку:

– Я... Я не виновата... – монотонно повторяла она. – Это не я... Я не хотела... Я не...

Слегка приподняв глаза, он, затаив дыхание, увидел перед собой Асю, которая, находясь в абсолютном безумии и невыносимой истерике, медленно ползла на четвереньках по грязи в сторону Андрея, заикаясь и произнося одни и те же слова снова и снова.

– Я не виновата... Я не хотела...

– Дура! – тут же закричал трясущийся от страха юноша, глядя на свою одноклассницу. – Что ты делаешь?! Уходи отсюда! Беги!

Он замахал рукой, пытаясь подать ей сигнал, чтобы она как можно быстрее начала убегать. Но Ася, не совсем понимая этого, продолжала ползти вперед, все также сквозь слезы говоря себе о том, что она сожалеет и что она непричастна к тому, что происходит.

Ей хотелось прикоснуться хоть к кому-то и высказать эти слова так, чтобы ее услышали и поняли, но находящемуся в нескольких метрах от нее Андрею было совсем не до этого.

Схватившись за свой автомат, он вновь закричал: «Беги!» И в этот раз она, медленно начиная осознавать, что же именно от нее требуется, приподнялась на ноги и робко, непонимающе глядя по сторонам, сделала несколько шагов назад.

Тогда же, чтобы слова юноши прозвучали еще более убедительно, он бесцеремонно открыл огонь по небу, желая спугнуть одноклассницу. И Ася действительно начала убегать. А через несколько секунд для того чтобы она и вовсе начала бежать без оглядки, Андрей, продолжая надрывать свои голосовые связки, вновь стал беспорядочно пускать пули в воздух, глядя вслед убегающей девушке. И в это самое мгновение она с тихим писком неожиданно повалилась на землю...

– Ася? – прекратив стрельбу и в волнении затаив дыхание, полушепотом проговорил он.

Не веря своим глазам, паренек, лицо которого уже давно дергалось в нервном тике, содрогаясь приподнялся на ноги. И отрешенно шагая босыми ногами по холодной земле, периодически теряя равновесие, он медленно приблизился к окровавленному, пока еще теплому, но уже мертвому телу молодой и привлекательной девушки и, глядя на нее неморгающим и явно шокированным взглядом, виновато пал перед ней на колени.

Андрей, громко рыдая и периодически повторяя ее имя, уткнулся лицом в запачканное грязью и кровью белое платье, вновь закричав во всю силу своего охрипшего голоса набор бессмысленных гласных. Прижимаясь к однокласснице, он, не желая, чтобы тепло ее нежной кожи увядало, уже начал помышлять о том, чтобы приставить к своей голове этот же самый автомат, из которого он только что случайно прострелил Асе спину... однако, слегка приоткрыв свои полные слез глаза, заметил, как это уже сделал за него кто-то другой.

Осторожно оглядываясь по сторонам, боясь резко повернуть голову, он увидел, что в метре от него стоят две незнакомые тени, которые, держа Андрея на мушке огнестрельного оружия, настойчиво попросили его отпустить мертвую девушку и подняться с колен.

И Андрей был вынужден подчиниться.

А в то же самое время, когда подростки в праздничных нарядах, сами того не понимая, зачем и ради какой цели, так отчаянно бежали в бой и погибали, ответственный за всю эту военную операцию адмирал, находясь в здании штаба, которое час назад чуть было не взорвали, внимательно изучал личное дело каждого из этих ребят, которых он из-за данного ему приказа свыше беспрекословно отправил на войну. Обладатель золотых погон почему-то был уверен, что все эти юноши и девушки, доставленные сюда для секретного правительственного задания, являлись либо выходцами детских домов, либо несовершеннолетними преступниками, либо же просто детьми пьяниц, наркоманов да каких-нибудь других конченных и нежелательных граждан. А посему, открыв документы, сильно удивился, узнав, что каждый из этих абитуриентов был из довольно-таки обычной среднестатистической провинциальной семьи.

Пребывая в темной комнатушке, адмирал при свете настольной лампы аккуратно переворачивал ломкие листы толстого засекреченного досье, начав изучать его содержание с последних страниц, медленно приближаясь к первым, из-за чего познавал информацию не в алфавитном порядке, а в обратном ему. Он с легкой улыбкой пробегал глазами по тексту, прочитывая доклады о различных прегрешениях, совершенных ребятами ввиду их пылкой и безрассудной юности, невольно узнавая в них самого себя.

Но когда дошел до первых страниц и увидел личное дело девушки по имени Альбина, его высокомерная улыбка мгновенно пропала с лица, а рассудок переполнился ранее неизвестным ему чувством страха. Голубые глаза рыжеволосой простушки с плохо напечатанной фотографии тут же пронзили адмирала насквозь, и он в ужасе даже поднялся со стула, вспоминая сказанные ему этой девушкой слова.

«Желаю, чтобы все это вам когда-нибудь приснилось!» – отдаленным эхом прозвучал тихий голос в сознании мужчины. И он уже хотел закрыть папку как можно быстрее, дабы не видеть осуждающего взора с фотографии, но в последний момент не стал этого делать, так как образ беременной Альбины напомнил ему о другой хорошо знакомой ему девушке, которая совсем не была похожа на Альбину, но определенные ассоциации все же вызывала.

Та девушка, о которой он так неожиданно вспомнил и о которой всячески старался не думать, всплыла из глубин его самых счастливых воспоминаний красивой и беззаботной, и именно такой, какой он видел ее в последний раз. Ее длинные русые волосы развевались на ветру в момент, когда она, стоя на крыше высотного здания в центре столицы, любовалась золотым закатом, поглаживая свой беременный животик, надеясь на счастливое будущее. И глядя на нее издалека, адмирал ощущал непреодолимое чувство гордости. Но ее нежное личико мгновенно окуталось тревогой, ибо к ней подошла некая устрашающая черная фигура в тяжелой обуви и с яркими погонами на плечах, сообщив шокирующие известия.

И тогда адмирал, пытаясь заглушить все эти воспоминания в своей голове, да и вовсе понять, для чего он отправил абитуриентов на бессмысленную бойню, схватился за очередной документ с грифом «секретно», в котором описывались все необходимые подробности этого необычного военного эксперимента, и начал вновь с ним ознакомляться. Однако, видимо, из-за того, что операция имела наивысший уровень государственной секретности, даже адмиралу не предоставили всей полноты информации, так как, в сущности, все, что ему было известно о задании, – это три пункта, обязательных к выполнению.

Первый и самый важный пункт гласил о том, что все двадцать подростков, доставленных сюда, должны умереть. Причина и цели данного приказа умалчивались.

Второй же и не менее обязательный пункт говорил о том, что тела умерших субъектов должны быть непременно помещены в герметичный контейнер и доставлены «двухсотым грузом» в Москву и ни куда-нибудь, а в сам Кремль, судя по всему, для каких-то исследований, подробности которых тоже не разглашались.

А уже только третий пункт приказа и предлагал весь этот безумный опыт, целью которого было отправить подростков на войну, дабы они умерли не просто так, а умерли в бою на благо родине во время какого-нибудь боевого задания. К тому же подобные действия, во-первых, должны были сохранить обученным солдатам жизни, ведь, согласно продуманной тактике, вычеркнутые из жизни молодые люди выполняли роль отвлекающей приманки и главной мишени для врага, тогда как основной удар по противнику планировался быть совсем с другой стороны, а во-вторых, отправка подростков на незапланированную войну способствовала определению уровня боевой подготовки среди молодежи допризывного возраста. Но из-за того, что трое из доставленных сюда юношей, а точнее Арам, Анзор и Толик, посмели нарушить всю эту сложную систему, без особого труда уничтожив арсенал и треть транспорта военной базы российских солдат, последний пункт приказа так и остался наполовину невыполненным, ибо абитуриенты, исполняющие роль пушечного мяса, в бой-то отправились, но запланированный удар с фланга так и не был нанесен.

Неожиданно кто-то громко постучал в дверь, и адмирал, мгновенно опомнившись от своих мыслей, перед тем как сказать: «Войдите!» – торопливо вытащил изображение Альбины из-под металлической скрепки и спрятал фотоснимок во внутреннем кармане своего кителя.

Дверь медленно открылась, осветив темную комнату тусклым светом, и у порога появился силуэт какого-то очередного безликого солдата, который доложил информацию о том, что пожар на территории военной базы уже давно остановлен и что минуту назад, как доложила разведка, абитуриенты прекратили бой, так и не уничтожив главную цель.

– Выжившие есть? – посмотрев через плечо в сторону двери, тихо спросил адмирал, говоря о подростках, за доставку чьих тел он был в ответе.

– Пока точных сведений мало, но... смею предположить, что все мертвы, – холодно ответил тот, строя свое суждение на том, что террористы, о которых они были хорошо наслышаны, вряд ли будут оставлять кого-то в живых. – Через два с половиной часа часть транспорта будет восстановлена. Сразу, как вы отдадите приказ, мы сможем ликвидировать врага и вернуть тела убитых на базу. – Он сделал короткую паузу, заметив, что адмирал его даже не слушает. – Останки тел тех троих юношей уже отправлены по инструкции, – продолжил солдат. – Также возле заброшенного ангара было обнаружено еще одно тело. По предварительному анализу это... – он запнулся, пытаясь правильно прочитать с письменного доклада необычное имя, – некая Дукумбояр Аномин. Видимо, покончила с собой, и остальные пытались ее закопать...

– Аномин, говоришь? – с легким удивлением переспросил главнокомандующий, ибо он только что читал личное дело этой девушки монгольского происхождения.

Он перевернул страницу толстого досье, желая в очередной раз увидеть ее довольно неудачный фотоснимок.

– Так точно, товарищ адмирал! – ответил солдат.

– Свободен! – грозно промолвил старший по званию, желая, чтобы его как можно быстрее оставили одного.

И как только это произошло, адмирал присел на неудобный скрипучий стул возле рабочего стола, расположенного в центре темной комнаты, и, находясь в уединении и безмолвной тишине, достал из кителя фотопортрет Альбины, глядя на который принялся вспоминать ту, чьи русые волосы так игриво колыхались на ветру, освещаясь потоком золотых лучей.

Однако суждение солдата касательно того, что все абитуриенты мертвы, оказалось неверным, поскольку выжившие все-таки остались. И обезумевший, не воспринимающий реальность вокруг себя, измазанный в грязи Андрей был одним из них.

Его, взяв под руки, тащили каких-то двое отвратительно пахнущих небритых мужчин, игнорируя бредни молодого человека, так как он всю дорогу говорил то о какой-то Анжеле, то о некой Асе, у которой всем сердцем желал попросить прощения. Но когда несопротивляющегося юношу внесли внутрь того самого бетонного здания на холме, он, затаив дыхание, мгновенно замолк. Во-первых, к своему непомерному счастью юноша увидел своего тезку, Невесту и Аиста живыми, а во-вторых, осознал, что лучше и вовсе не привлекать к себе лишнего внимания, ведь их там окружал десяток неизвестных вооруженных людей.

Следом за Андреем в сопровождении тех, кого называли террористами, в здание вошла Александра и сильно хромающий Артист, который старался держаться к этой девушке как можно ближе, не отходя от нее ни на шаг.

– А где Аристотель? – полушепотом спросил парень в белом, когда его поставили у стены возле Аиста, ибо Аристотель на протяжении всего боя был где-то рядом, но в один момент куда-то бесследно исчез из виду.

– Он отсутствует... – уже хотел ответить здоровяк, но, так и недоговорив последнее слово до конца, притих, испуганно проглотив слюну. Аристотель всегда прогуливал уроки, и на часто задаваемый в школе вопрос «Где Аристотель?» все хором с улыбкой давали именно этот ответ, однако сейчас они были не в школе, и никому из них уж точно было не до шуток.

Молодые люди, находясь в темном помещение, опасаясь за собственные жизни, молча разглядывали незнакомое пространство, боясь поднять глаза на этих незнакомых мужчин, держащих их все это время на мушке своих грозных автоматов. Поначалу старое заброшенное здание казалось изнутри мрачным и непроглядным, но вскоре глаза ребят стали привыкать к тусклому освещению очень слабых электрических лампочек с оголенными проводами, которые висели на обшарпанных стенах, и абитуриенты уже более четко смогли разглядеть взявших их в плен людей.

Ими оказались какие-то смуглые небритые мужчины явно не славянской внешности. Все они были одеты в старые, изношенные и давно выцветшие одежды темно-зеленых и серых тонов. А на ком-то можно было даже увидеть и полноценный, но порванный военный камуфляж. Определить возраст этих людей было практически невозможно. Пожилыми они точно не являлись, но и молодыми бы их никто не назвал из-за седеющих волос, просвечивающихся из-под дряхлых, криво завязанных тюрбанов.

Паренек по фамилии Андреев, понимая, что ни его, ни других ребят убивать, видимо, пока еще не планируют, ибо террористы бы давно это сделали, если бы желали, принялся, все также глядя по сторонам, смотреть, кто из юношей и девушек выжил, а кто так и остался лежать в грязи на пустыре. И когда ему стало казаться, что выживших всего только шестеро, со стороны двери в это темное помещение раздался громкий крик девушек:

– На помощь! Прошу вас! Кто-нибудь...

С этими словами у порога показались Настя с Альбиной, тащащих на себе полумертвую Алису, истекающую кровью и шепчущую себе под нос какие-то несвязанные между собой слова.

Увидев их, один из бородатых мужчин, мигом перекинув через плечо ремешок от своего автомата, побежал к ним. Он, взяв раненую на руки и быстрым шагом пронеся ее легкое тело в помещение, положил красавицу на мягкий, но очень грязный и старый коврик на полу, после чего тут же окинул взглядом пулевое ранение девушки и с разочарованием отшагнул от нее, понимая, что ей уже ничем не помочь.

– Отойди от нее! – яростно закричал Андреев, оттолкнув террориста в сторону, торопливо приблизившись к однокласснице. – Лиса! Алиса, ты меня слышишь, мать твою... Не умирай!

И вслед за ним к громко вопящей от боли красавице подбежали и остальные ребята, каждый из которых что-то кричал, пытаясь найти какой-нибудь способ остановить сильное кровотечение. Но как бы кто ни пытался зажать Алисе рану, кровь продолжала хлыстать красным фонтаном, забрызгивая бетонный пол и праздничные наряды молодых людей.

– Держись! Держись, подруга!.. – в слезах повторяла Александра, крепко ухватившись за руку своей одноклассницы. – Прошу тебя...

– Придумай что-нибудь! – в ярости промолвил Андреев, вцепившись в шею сидящей рядом Невесты. – Ты же у нас хотела на врача идти.

– На ветеринара, идиот! – взвыла она. – Люди не звери!

– Боюсь, они хуже зверей, – вставил Артист.

– Почему вы ничего не делаете?! – содрогаясь закричала Альбина, глядя на вооруженных людей, неподвижно, молча, и, главное, виновато взирающих на все происходящее. – Почему вы... ничего не делаете?! Почему?!

Но по их взгляду можно было отчетливо прочитать, что помочь никто из них был не в силах, поскольку рана была явно смертельной.

И тогда Андрей, вспомнив, что имеет в кармане баночку амфетаминов, одна из функций которых была заглушать физическую боль, незамедлительно достал таблетки и своими черными от грязи руками принялся насильно запихивать пилюли Алисе в рот.

– Давай! – хрипло говорил он. – Ты ведь должна стать актрисой, чтобы я исполнил свое обещание – прийти на твой первый аншлаг!

– Точно! – подхватил Аист и, вспоминая разговор с выпускного вечера, добавил: – Еще замуж не вышла! Помнишь?

А Алиса, уже давно не ощущая никакой боли, выплевывая таблетки вместе с густеющей кровью, на эти слова сквозь слезы улыбнулась своей лисьей улыбкой, окинув взглядом друзей, и тихо прошептала:

– А я ведь никогда ананасов не ела...

И пока каждый из присутствующих пытался осознать трагедию этих слов, сказанных непонятно к чему, девушка закатила свои большие карие глаза и издала последний вздох.

Пугающая тишина окутала помещение.

Молодые люди, продолжая сидеть на грязном бетонном полу возле очередного трупа в белом платье, принялись со всеобъемлющим ужасом смотреть друг на друга, пытаясь осмыслить все, через что они только что прошли, какой ценой, а главное, ради какой-такой цели.

– Ну что?! Довольны?! – после неполной минуты молчания в пылком гневе закричал Андрей, поднявшись с колен и подойдя к ближайшему мужчине с оружием. – Довольны, да?! Вы этого хотели?!

Он указал пальцем на убитую одноклассницу, и уже попытался торопливым шагом приблизиться к очередному незнакомцу, чтобы и ему в лицо высказать какое-нибудь оскорбление, но, поскользнувшись на мокром полу, нелепо повалился на холодный бетон.

Пустившись в слезы отчаяния, Андрей медленно присел и, обхватив свои ноги, уткнулся лбом в колени, чтобы больше никого и ничего не видеть.

Но очень скоро по полуразваленной лестнице, ведущей на второй этаж, в темный коридор спустился какой-то очередной человек в тяжелых армейский сапогах и с белым тюрбаном на голове. Этот прибывший мужчина сирийской внешности с довольно-таки выразительным носом окинул юношей своим оценивающим взглядом, махнул рукой и с сильным, пожалуй, даже пугающим акцентом поведал, что подростков можно поднимать наверх. И бородатые люди, продолжая держать автоматы наготове, тут же стали хватать ребят под руки и с силой тащить их в сторону лестницы.

А те уже даже и не сопротивлялись.

Поднявшись на второй этаж, где было значительно светлее из-за большого количества окон, в которых не было стекол (а если где-то и были стекла, то они были либо треснутыми, либо разбитыми в осколки), юноши и девушки, медленно и молча шагая туда, куда их вели под конвоем, продолжали изучать незнакомое помещение. Всюду виднелись рассыпающиеся бетонные серые стены, где-то можно было заметить кирпичи, которые, как казалось, рухнут, если их слегка подтолкнуть, а где-то так и вовсе просвечивались ржавые металлические основания так называемых несущих стен здания. Грязный и неровный пол, который когда-то покрывался плиткой, был усыпан бесчисленным количеством проводов, большинство из которых являлись настолько старыми, что их уже по многу раз перематывали клейкой лентой. И при этом, надо заметить, что они все еще были в рабочем состоянии, так как молодые ребята, продолжая идти в заданном направлении и периодически заглядывая в отдельные комнаты, видели множество горящих лампочек, а в одной из комнат так даже разглядели несколько компьютеров, судя по всему, имеющих полноценный доступ в интернет.

Этих незнакомых бородатых людей, как оказалось, в здании было не так уж и много, ибо все еще воинственно настроенный паренек по фамилии Андреев, насчитал по пути только пятнадцать врагов, однако в уме он на всякий случай округлил это число до двадцати. Затем он принялся считать и ребят из своего класса. В живых оставалось всего только восемь подростков, включая его самого.

Когда абитуриенты поднялись на третий этаж, перед ними показался еще один человек, который, если оценивать исключительно по его внешнему виду, мало чем отличался от остальных здесь присутствующих мужчин, но все же в том, что именно он являлся лидером этой вооруженной бригады боевиков, ошибиться было сложно.

– Абдул Назид-Эва... – полушепотом вырвалось из уст Александры, в момент, когда она подняла на него свои глаза.

Он, находясь в конце широкого зала, стоял спиной к прибывшим, задумчиво глядя куда-то в туман через разбитое окно. А возле него можно было увидеть множество каких-то грязных, дырявых и замызганных флагов, висящих на стене прямо в помещении.

Большинство юношей и девушек даже не знали, к каким именно странам или же организациям могли принадлежать эти знамена, и только Артист и Аист сразу же разглядели черный флаг Шахада и небезызвестный черно-желтый символ Аль-Каиды. Однако все эти знамена явно были вторичными, так как на самом верху, практически с потолка свисал еще один громоздкий флаг, который ребята раньше никогда не видели и который, судя по всему, и являлся главным символом этой террористической организации. Он изображал кроваво-красный полумесяц на фоне белого полотна, в центре которого рисовалась правильная пятиконечная звезда так, будто она была вписана в окружность растущей луны, а в самом центре этой пентаграммы виднелась белая продолговатая буква «алиф» из арабского алфавита, символизирующая то ли имя Аллаха, то ли что-то еще. И все это преподносилось таким образом, что невежественному человеку могло бы даже показаться, что это не пятиконечная звезда в центре месяца, а всего-навсего красная буква «А», расположенная внутри недорисованного круга.

И именно на фоне данного символа стоял тот невысокий, но все же очень заметный смуглый человек с седеющей бородой, держа какую-то старую книгу в руках.

– А я не верил своим ушам, когда мне сказали, что русские послали юных мальчиков и девочек в праздничных платьях с нами воевать, – заговорил Абдул, медленно повернувшись к ребятам. И в его речи, несмотря на то что он в каждом произнесенном слове ставил правильное ударение, все же был слышен сильный зарубежный акцент, который был обусловлен вовсе не плохим знанием русского языка, а тем, что он его, видимо, когда-то давно и тщательно изучал, но за неимением практики стал забывать.

– Для чего вы нас сюда привели? – теперь уже из не очень большой кучки абитуриентов раздался жалостный голос Невесты.

Услышав этот вопрос, Абдул удивленно посмотрел на своих единомышленников, после чего, закрыв книгу и положив ее на рабочий стол, заваленный различными бумагами и картами, очень спокойно ответил встречным вопросом:

– А чего вы сюда пришли?

Ответа не последовало.

И тогда мужчина, заметив, что эти молодые люди, виновато глядя в пол, стоят перед ним так, будто перед неким школьным учителем, чей урок они сегодня не подготовили, медленно махнул рукой, подав легкий сигнал, означающий то, что его подчиненные могут опустить оружие, поскольку необходимости держать ребят на прицеле вовсе не было. Но даже когда те подчинились приказу, никто из выживших юношей и девушек так и не стал чувствовать себя лучше. Они до сих пор дрожали от страха, думая о тех, кого уже застрелили, опасаясь за собственные жизни, понимая, что их сейчас каждого по очереди могут изнасиловать и пристрелить... или же, наоборот, сперва пристрелить, а потом изнасиловать.

– Вы пришли меня убить? – все также выдержанно и спокойно Абдул задал свой вопрос, ответ на который был более чем очевиден.

Но и на этот раз абитуриенты не осмелились ничего сказать, а только молча, незаметно и все также испуганно переглянулись между собой.

– Вы знаете, кто я? – продолжил смуглый мужчина, всячески пытаясь завести диалог с молодыми людьми, понимая, что им здесь не место. – Меня зовут Абдул Авад Назид...

– Да какая разница, как тебя зовут! – не выдержав напряжения, в ярости закричал Андреев, сделав резкий шаг вперед, желая выплеснуть в лицо своего заклятого врага всю ту ненависть, которую он к нему питал. – Абдул, не Абдул... Штаны обдул, мать твою! Ты террорист, пидор сраный!

И тот, глядя на разодетых ребят и, в частности, на этого озлобленного паренька, увидел в них отражение самого себя, так как примерно в их возрасте ему тоже выдали оружие и, без предупреждения отправив на войну, приказали слепо бежать в бой за идею, которую он тогда даже и не понимал.

Мужчина медленно и довольно убедительно подал вспыльчивому юноше жест, означающий то, что кричать вовсе не обязательно, ведь у всех и без того болели ушные перепонки после длительной перестрелки. Абдулу-то было достаточно сказать всего одно слово и всех этих абитуриентов мигом бы уничтожили, но он, даже несмотря на то что возглавлял целую группу боевиков, на самом-то деле ненавидел насилие и прибегал к нему только в случае самой крайней необходимости. Да и вообще Абдул хоть и складывал о себе внешне впечатление безжалостного палача, в реальности же он был совсем не бойцом, а скорее философом и идеологом, чье самое главное оружие было не меч и пуля, а идея и слово. И именно из-за этого-то Абдула и уважали, как никакого другого лидера, поскольку своим словом он мог повести за собой кого угодно.

– А почему ты думаешь, что я террорист? – спросил он, обращаясь к этому разъяренному пареньку. – Это они тебе сказали? – Он взглядом указал в ту сторону, откуда абитуриенты пришли.

– Ах, ну как же! Не террорист он... Такой мягкий и пушистый... – Андреев продолжал голосить, надрывая горло. – Это вы их всех убили! Вы!

На эти слова мужчина задумчиво опустил глаза, стараясь выдержать недолгую, но значимую паузу, дабы его собеседник все-таки успокоился.

– Отпустите нас!.. Пожалуйста... – сквозь слезы пропищала Альбина, боясь поднять свой взгляд на всех этих мужчин.

– Да ты, сука, ответишь за каждого! Сволочь черножопая! – Андреев продолжал брызгать слюной, всячески нарываясь на драку.

– Мы не желали вас убивать, – Абдул наконец-таки соизволил ответить, разглядывая шокированные и побледневшие лица неопытных юношей и девушек, которые до сегодняшнего дня никогда и пороху-то не нюхали. – Мы даже не знаем, кто вы такие. Вы сами к нам явились с оружием в руках в качестве агрессора. Вас никто не заставлял сюда приходить. Это наша война, и вы вторглись в нее без предупреждения. А на войне люди гибнут...

– И это твое оправдание за все те жизни, которые ты уничтожил?! – Молодой человек даже не пытался убавить свой пыл, и его можно было понять. – Ублюдки!

Назид-Эва молча посмотрел в противоположный угол зала, где была широкая дыра в полу. Ребята тоже стали медленно оглядываться, пытаясь понять, куда же именно смотрит этот бородач, и через огромный проем заметили, как оставшиеся этажом ниже люди, накрывают старой тканью каких-то четырех мужчин, аккуратно положенных в ряд друг возле друга, по-видимому, застреленных абитуриентами в процессе перестрелки.

– Оправданий не будет. Сегодня каждый из нас потерял друга, – апатично сказал Абдул и уже собирался повернуться к юноше спиной, но Андреев вновь закричал, на сей раз окончательно сорвав голос.

– Да я говорю не только про сегодня!

– А про что ты говоришь? – все также холодно и безэмоционально спросил мужчина, догадываясь какую именно тему хочет затронуть его собеседник.

– В том метро погибли мои сестры!

И в миг, когда молодой человек закончил эти слова, тяжелые капли слез заблестели на его разъяренном лице, и он, задыхаясь от нехватки кислорода, тихо, почти шепотом добавил, произнеся это прямо в лицо своему врагу:

– Ненавижу тебя, сволочь!

Абдул усмехнулся, так как юноша и понятия не имел, о чем вообще только что завел речь.

– Да чего вы с ними возитесь! – обратившись к лидеру, неожиданно прохрипел небритый человек с кавказским акцентом. – Парней в расход, девок по кругу!

– Нет... – тут же раздались жалостные голоса рыдающих девушек. Их от одной только мысли, что эти мужчины к ним могут прикоснуться, уже тошнило и бросало в дрожь.

Но Абдул своим выразительным взглядом, который эти вооруженные люди одновременно почитали и боялись, ясно дал всем понять, что он строго-настрого запрещает трогать молодых ребят без его разрешения. Они были ему любопытны, и он пока просто хотел с ними поговорить. Если бы этот мужчина желал их пристрелить, он бы уже давно это сделал.

– Взрыв в московском метро в апреле прошлого года, о котором ты говоришь, организовали не мы, – начал он.

– Можешь болтать, что хочешь! Я тебе не верю, скотина!

– Клянусь Аллахом! – гордо добавил Абдул, понимая, что эти ребята являются обыкновенными жертвами пропаганды.

– Аллахом, говоришь? Драть тебя в корень! – язвительно вставил юноша, заметив, как Назид-Эва поглядывает на зеленую книгу, лежащую на столе, имеющую какие-то золотистые арабские письмена на обложке.

– Андреев, не надо... – промолвил стоящий за его спиной Аист, но было поздно, поскольку неконтролируемый молодой человек уже схватил эту нечитаную им книжицу, резко открыл ее на первой попавшейся странице, демонстративно плюнул на пожелтевшие листы и бросил ее в небольшой костер, горящий прямо в центре помещения.

– Это ты зря сделал, – сморщив брови, прошептал Артист. А Аист так даже закрыл лицо ладонью, дабы не видеть того, что же именно будет происходить дальше.

А произошло следующее.

– أنت أهنت الآية الكريمة – закричал очередной смуглый мужчина с тюрбаном на голове, мигом приставив дуло автомата к виску Андреева, желая в любую секунду спустить курок и вышибить ему мозги.

– Нет! Не надо! – с первобытным испугом взвыли девчонки, и от их пронзительного крика у многих даже началась боль в ушах.

Ты осквернил священный текст!

– Амин, остановись! – грозно промолвил Абдул, дабы его подчиненный с горяча не осуществил непоправимую глупость, из-за того что кто-то другой ее уже совершил.

– لكنه – Амин хотел возмутиться, однако лидер этой вооруженной организации так и не дал ему договорить.

– قتل العدو سهل ولكن جعله أن يدرك فلا يقدر بالثمن

И сразу после этих слов Абдул медленно вытащил книгу из горящего костра, аккуратно рукавом отряхнул ее от огня и, показывая потрепанную и потемневшую обложку безрассудному юноше, чью жизнь он только что спас, тихо спросил:

– Ты знаешь, что это за книга?

– Догадываюсь! – язвительно ответил Андреев.

– Догадываешься, но не знаешь! – проговорил лидер, давая ему понять, что следующий раз за подобный поступок никто за него заступаться не будет.

А после незначительной паузы, но вполне достаточной для того, чтобы молодой человек все понял и сделал свои выводы, Абдул пренебрежительно махнул рукой, ясно продемонстрировав, что больше не желает разговаривать с этим хамом. И Амин оттащил Андреева обратно к остальным ребятам.

– А как же те религиозные экстремисты, которых поймали? – неожиданно спросила Альбина, робко подняв руку вверх, будто была на уроке. – Я же много читала об этом. Они ведь сознались, что взрывали метро и арену с вашего указания.

– И где теперь эти... экстремисты? – поражаясь наивности стоящих перед ним ребят, слегка сдвинув брови, спросил бородатый.

– Их... казнили, – осторожно ответила девушка, не зная, что обо всем этом думать.

– Казнили в стране, где запрещена смертная казнь, – с ухмылкой ответил Абдул. – И я уж молчу про то, что казнь была публичной, так как видеозапись процесса якобы случайно расползлась по всему интернету, из-за чего мгновенно появился повод наказать и тех, кто опять же якобы мог быть ответственным за распространение записи, а точнее тех, кто и осуществлял саму казнь и конечно же процесс допросов, ибо все они были важными и довольно-таки опасными для государства свидетелями по данному делу. Но... об этом, я уверен, ты, моя красавица, уже не читала. – Он фальшиво улыбнулся, всем своим видом намекая на то, что средства массовой информации – это не более чем бездушный механизм, распространяющий только ту информацию, за которую заплатили. – Ну а то, что кто-то мог в чем-то там сознаться, – это поистине ничего не значит и уж тем более не доказывает, потому что под страхом смерти или же смерти наших близких мы можем признаться в чем угодно.

– И кто же тогда, по-вашему, совершил эти теракты? – требовательно выкрикнул Аист.

– А ты его больше слушай! – недовольно вставил Андреев, не веря ни единому слову этого человека в тюрбане.

– Да что вы им пытаетесь доказать? Давайте уже кончать их... – обратившись к Абдулу, устало прохрипел очередной потный и немытый мужчина с автоматом. – Они шли на нас войной! Врагам смерть!

Но тот с явным отрицанием снова покачал головой, уже в который раз запрещая трогать этих подростков. Назид-Эва, безусловно, был убийцей, однако он хоть и не показывал виду, но в своих мыслях постоянно и, главное, искренне казнил себя за каждого, кто погибал по его вине. Он смотрел на этих измазанных в крови и грязи молодых ребят и думал только о том, что как бы там ни было, а они, как никто другой, заслуживают знать всю правду, ибо погибали за нее, шагая в бой от своего невежества.

И тогда, подставив себе скрипучий стул, на который устало уселся, он все также тихо и спокойно продолжил свою речь:

– В прошедшем году ваша страна была на пороге финансового краха, так как из-за появления новых технологий такие ресурсы, как нефть и газ с каждым днем становятся никому не нужны, а посему до весны прошлого года они стремительно падали в цене, тогда как большая часть экономики России еще с момента перестройки держалась только за счет этих природных ресурсов, потому что сама страна, кроме устаревшего оружия, уже давно ничего не производит. В том же году из-за очередных фальсифицированных выборов в Москве начались серьезные волнения и, в частности, среди молодого поколения. Надеюсь, об этих событиях-то вы слышали...

Мужчина не без интереса взирал на дрожащих от страха абитуриентов, которые не понимали и половины из того, о чем именно он говорил, а главное, зачем и какое отношение все это вообще могло иметь к совершенным терактам и уж тем более к ним самим.

– Ваши граждане не желали признавать старую власть президента, который уже который год отказывается уступать свой пост, нарушая конституцию своей же страны, поскольку в ней четко написано об ограниченности сроков президентского поста, – продолжал он. – Проще говоря, ваша страна стояла на грани политического кризиса, и я уж не буду говорить про финансовый кризис, ибо Россия, как и все остальные капиталистические страны, уже давно разделяет своих граждан по количеству денег, неофициально имея два различных уголовных кодекса: один для бедных, а другой, тот, что поменьше, для богатых. Есть еще и религиозный раскол среди грязных атеистов советской школы и слепо верующего стада православных, но... – Он слегка призадумался, не зная, стоит ли ему заканчивать начатое предложение, так как сам, по сути, от тех же христиан, верующих во всякие небылицы и практикующих бессмысленные ритуалы, мало чем отличался, разве что названием своей веры исповедания.

А молодые люди тем временем, все также тяжело дыша от всего происходящего, глядя на вооруженных мужчин, окружающих их в темном помещении, стали искать глазами хоть что-нибудь, что помогло бы им выбраться из этого зловещего здания. Но все идеи, всплывающие в их головах, явно были безумными и неосуществимыми, и поэтому никто так и не предпринял никаких действий, опасаясь не только за свою жизнь, но и за жизни своих товарищей.

– И чтобы избежать этот, как казалось, неизбежный политический и финансовый крах, – Абдул не прекращал свой монолог, половину из которого ребята даже не слушали, – вашему правительству надо было идти на крайние, но давно проверенные меры, потому что ничто так не объединяет страну, как война. – Он с грустью усмехнулся. – И тогда во время апрельского санкционированного митинга против партии «лицемеров и ростовщиков» лидер этой самой партии, а точнее ваш действующий президент, отдал приказ убить двух зайцев одной пулей. И станция метро «Александровский сад» с сотнями людей, пришедших в тот день на митинг, была стерта в пыль. Позже взорвали и спортивную арену. А во всем уже в который раз обвинили именно нас и наших братьев по вере...

– Ваша война нас не касается! – громко вставил Артист, не до конца понимая, зачем Назид-Эва вообще оправдывается перед ними, вместо того, чтобы их всех просто поставить к стенке и расстрелять. – Мы вообще не хотели сюда приходить! Нас заставили силой! Не убьете нас вы... убьют они! Что тут непонятного?!

Абдул-то конечно же знал, что эти ребята оказались здесь вовсе не по собственной воле, ибо никто в здравом уме никогда не пойдет на войну по желанию. Он понял это сразу, как только увидел их, и потому проигнорировал реплику Артиста, продолжив рассказывать им историю о том, как он и его люди вообще дошли до такой жизни, тем самым надеясь завербовать этих ребят, потому что они, как и каждый член его команды, были точно такими же жертвами системы, против которой Абдул и выступал. Этот мужчина любил поговорить, и, что самое важное, он был очень искусным и образованным оратором. И именно поэтому-то его во всем мире боялись, провозглашая персоной non grata и безумным экстремистом, объявленным в международный розыск.

– Продажные СМИ, – продолжал он, – вновь внушили всему миру страх терроризма, отодвигая все остальные проблемы на второй и даже на последний план, давая добро для развязывания кровавых войн в странах Ближнего Востока и Севера Африки. Эти страны уже давно исполняют роль мирового козла отпущения. И в России, объявившей военное положение, такие проблемы, как свержение правительства, нелегитимность выборов да раскол общества на враждующие между собой слои были мгновенно позабыты. – Абдул вновь усмехнулся, глядя на удивленные лица ребят. – Само собой решился и финансовый вопрос, так как нефть на рынке вновь начала дорожать, потому что из-за войны на Ближнем Востоке ее оттуда просто не могут экспортировать, и Россия вновь стала главным и лидирующим поставщиком данного ресурса, диктующим собственные цены на рынке... не говоря уже о том, что ваше правительство хорошо зарабатывает еще и оттого, что продает оружие обеим сторонам всех военных конфликтов.

– Кстати, это правда, – шепнул Аист Анастасии, стоящей по левую руку от него, однако девушка никак на это не отреагировала. И крупному пареньку даже показалось, что побледневшая девушка вообще не замечает ничего и никого вокруг себя. Она была настолько шокирована всем произошедшим, что находилась в полуобморочном состоянии.

– Да брехня это все! Этот ублюдок наплетет нам, что угодно, лишь бы оправдать свои преступления! – все также возмущался Андреев.

– Подобные решения проблем уже проводила ваша страна в сентябре тысяча девятьсот девяносто девятого года, – продолжал Назид-Эва, в первую очередь разговаривая с самим собой, а уж только потом с теми, кто его слушал. – Похожую стратегию осуществили и Соединенные Штаты, уничтожив свой же собственный торговый центр, обвинив во всем Аль-Каиду. Да таких примеров в истории немало, ибо данный метод стар, как и само понятие политики да торговли. И признаться... такой способ развязать войну с любым существующим государством является самым надежным и беспроигрышным. Страна очень зрелищно наносит удар по самой себе, а обвиняет противника, мгновенно приобретая симпатию и жалость прессы и всех соседствующих государств.

– Такого не может быть!.. – вздохнула Альбина.

– К сожалению, может, – ответил мужчина. – Изучайте историю этого мира и сами все поймете! Но только не ту историю, о которой пишут в учебниках и о которой кричат на каждом углу, а ту, которую все стыдятся и пытаются скрыть, ибо только такая история является истинной.

– Для чего вы нам все это рассказываете? – вставила Невеста. – Что вы от нас хотите? Отпустите...

– Он хочет, чтобы мы к нему примкнули, – ей тут же ответил Аист.

– Только через мой труп! – разъяренно вставил Андреев.

– Это можно устроить! – с усмешкой проговорил носатый мужчина, сидящий в углу и не отрывающий глаз от этого паренька, игриво нацелив на него винтовку.

– Ну хорошо, – задумчиво промолвил Артист, предварительно отряхнув рукава своего измазанного в грязи белого пиджака. – Если вы действительно непричастны к тем терактам, то почему же вы тогда сейчас вооружены до зубов и прячетесь здесь... если не ошибаюсь... на территории Абхазии у границы с Россией?

Абдул криво улыбнулся, поскольку вопрос был задан более чем к месту. Он лениво приподнялся со стула и подошел к стене, на которой висела огромная и очень старая карта Союза Светских Социалистических Республик, поверх которой было нанесено красным фломастером множество кривых полос, разделяющих самое величественное государство истории на менее великую Россию и крошечные страны Содружества Независимых Государств.

– Арену и станцию метро мы не взрывали, – сознался Абдул, глядя на карту своими холодными, словно лед, глазами. – Однако происшествие на радиостанции было делом наших рук.

– Ну вот тебе, блин... свинья поганая! – снова выкрикнул Андреев. – Да там погибло более ста человек!

– Ты уймешься? – недовольно промолвил Аист, резко схватив вспыльчивого юношу за плечи, давая ему понять, что, если тот не прекратит истерику, то их здесь всех расстреляют.

И когда Андреев все-таки замолчал, бородатый мужчина продолжил:

– После того как весь мир обвинил нас в терактах, произошедших в метро и на спортивной арене, мы с позором были изгнаны даже из наших же общин. Обвинить нас было удобно, так как мы давно желали объявить «джихад меча» против России за безнаказанную войну в Афганистане, где погибали наши братья по вере, но... – Он сделал легкую паузу, проглотив слюну. – Наша страна первая же нас и сдала, даже не думая заступаться за нас, игнорируя все, что мы для нее сделали. – Абдул недовольно прохрипел себе под нос, а потом резким движением протянул руку и сорвал свисающий со стены черно-красно-зеленый флаг. – Будучи изгнанниками отовсюду, мы стали искать единомышленников, пытаясь донести до мира правду о нашей непричастности к терактам. Но нас посмели выслушать только люди из университета «Аль-Азхар», после чего и у них начались серьезные проблемы. Донести правду через телевидение или цифровую сеть нам не удается. Там цензура отлажена на самом высоком уровне. Любые высказывания, противоречащие официальным версиям, мгновенно блокируются. Даже группа хакеров «Anonymous», среди которой мы нашли немало последователей, отказалась нам помочь. – Мужчина посмотрел на абитуриентов и с грустью в глазах улыбнулся. – Информация – самое опасное оружие на войне, и поэтому ее пытаются скрывать любой ценой.

– А радиостанцию-то зачем взрывать? Что... тоже хотели скрыть информацию? – неожиданно заговорил второй Андрей, своими словами пытаясь отвлечь вооруженных мужчин от того факта, что он незаметно приближается к оставленному без присмотра автомату, который юноша краем глаза заметил в двух метрах от себя.

Абдул же поднял руку, давая понять, что не надо его перебивать глупыми и довольно бессмысленными вопросами, так как он и без того им все сейчас расскажет, ведь раз уж он начал эту тему, то хотел довести ее до конца, дабы эти ребята сами все поняли и даже разделили его точку зрения в борьбе за справедливость, которой они так же, как и он, явно были лишены.

– После череды неудачных попыток связаться с общественностью и очистить наши имена от несовершенных нами преступлений, мы приняли решение все-таки применить силу. Нашей задачей было захватить радиостанцию в той стране, которая и начала войну против нас, и через возможности этой станции транслировать на все доступные каналы наше послание. Но как только мы пришли туда с оружием и динамитом в руках, нас никто уже и слушать не стал, ибо мы действительно превратились в тех, кем нас хотели видеть – в террористов! – Абдул сделал глубокий вздох, задумчиво опустив глаза, уже в который раз осознавая ошибку данного поступка. – Послание так и не было транслировано. В ту же минуту, как наши люди захватили объект, он был мгновенно обесточен службами безопасности и изолирован от каких-либо возможностей связи, ведь как бы там ни было, а каждая радиостанция является важным военно-стратегическим объектом страны. Переговоры с теми, кого называют террористами, не ведутся. И нашим бойцам ничего не оставалось, как подорвать самих себя...

– И забрать с собой сотню невинных жизней! – вставил Андрей, продолжая подкрадываться к оружию.

– Как это ничего не оставалось? – тут же удивилась и Альбина. – Они же могли просто сдаться!

– Могли, – холодно ответил мужчина, – но не сдались. Выбор между жизнью и честью – это индивидуальный выбор каждого воина. И наши бойцы избрали свой путь. – Он сделал недолгую паузу, вспоминая их лица. – Да, возможно, наши методы действительно являются экстремистскими и мы воистину не заслуживаем жить на этой земле, но кто бы чего ни говорил, мы все-таки не считаем себя террористами или же какими-нибудь антагонистами человечества. Мы отряд бойцов сопротивления, ведущий повстанческую войну во имя справедливости...

– Справедливости? – мгновенно промолвил Аист. – Да этим словом можно оправдать любое и даже самое ужасное преступление, заявив, что оно было совершенно во имя, мать его, справедливости.

– Верно! – вставил Артист. – Любая война и любой геноцид осуществлялся только потому, что кто-то говорил о благих намерениях и об этой вашей справедливости. Все это не более чем просто слова, не несущие под собой никакого смысла, ибо каждый, произнося этот бред, наделяет его своим собственным и понятным только ему одному значением. А посему справедливости как таковой, не существует... ни в обществе, ни даже в природе. – Он нарисовал на своем лице неоднозначную улыбку, демонстрируя одним только своим корявым и нездоровым телом доказательство своих же собственных слов, ведь о какой справедливости можно вообще вести речь, если один рождается здоровым, а другой больным.

– Это по вашим учениям нет справедливости, так как ваш ложный иудейска-христианский бог Яхве, не символизирует ничего, кроме любви, которая на деле никак не проявляется, – мгновенно заговорил Абдул, даже не посмотрев в сторону юноши в белом. – Наш же бог Аллах – это отражение справедливости! А посему она существует, и она есть основа всему...

– Вера в того или иного бога не дает вам право вершить правосудие! – твердо и с явным недовольством в голосе проговорила Альбина.

– Вера, бог, душа, справедливость, мораль, совесть – это не более чем слова-пустышки... красивые и гордо звучащие слова, которые в действительности не имеют никого конкретного смысла. Каждый сам наделяет эти слова какими-то значениями и уверен, что он прав. Для одного поступать по совести – это жертвовать собой, а для другого – безжалостно казнить всех иноверцев. Для одного бог – это деревянный фаллос с лесу, а для другого – эфемерный дядя из космоса. И кто прав? Сколько людей расчленили из-за этого вопроса? Да о какой справедливости вы говорите? И кто это вообще определят, что справедливо, а что нет? – проголосил Артист. – И да... – добавил он, – я атеист!

Абдул не стал отвечать, а только лениво покачал головой, выражая свое несогласие, пытаясь понять, как вообще можно жить на земле, не веря в того или иного бога. Он даже и вообразить себе не мог такого расклада, поскольку был слишком ограничен в своем религиозном мировоззрении, считая, что именно вера определяет моральные ценности и образ жизни человека.

Артист же был уверен в обратном. Он знал, что все верования просто напросто грубо и бесцеремонно присвоили себе право судить и навязывать окружающим то, что по их мнению «морально» и «аморально», не говоря уже о том, что это в первую очередь сами ценности, мысли и поступки людей определяют их веру, а не наоборот.

– Скажите, – неожиданно раздался дрожащий голос Александры, которая перед тем как заговорить, робко приподняла руку, – а мы... ваши заложники?

Бородатый мужчина, удивленно посмотрев на девушку, тихо засипел, после чего, трезво оценивая ситуацию и все, что здесь только что произошло, все той же спокойной и умеренной интонацией ответил:

– Нет. Вы смело дрались, храбро шли в бой, за что и поплатились жизнями собратьев. Пусть это будет вам уроком. Вы жертвы системы... такие же, как и мы все. Не думаю, что вы нам враги, и не думаю, что за вас кто-либо будет отдавать выкуп. Я не вижу смысла вас держать силой. Однако, – он призадумался, – поскольку вам некуда возвращаться, я предлагаю остаться с нами. Присоединяйтесь к нашей войне.

– Да пошел ты в задницу! – возмутился Андреев.

– Мы не хотим воевать! – проскулила Александра. – Верните нас домой... к родителям...

– Слышал? К родителям их... – с сарказмом проговорил очередной мужчина в тюрбане, давно положивший глаз на эту девушку. – К мамочке и папочке хотят! – Он похотливо засмеялся.

– То есть мы свободны? – осторожно спросила Невеста.

– Свободны вы или нет – это вам решать! – промолвил Абдул и повернулся к абитуриентам спиной.

И в это самое мгновение один из членов повстанческой организации, заметив, как Андрей все-таки дотянулся до заряженного «АК-47», сделал попытку остановить юношу, однако тот на мощном выбросе адреналина с силой ударил бородатого локтем по лицу и, не теряя ни единой секунды, резко выбежал в центр зала, нацелив огнестрельное оружие на лидера террористов.

– Свободны, говоришь?! – охрипшим голосом закричал он, держа Назид-Эва на мушке автомата, игнорируя тот факт, что все остальные люди в тюрбанах в эту же секунду почти синхронно направили свое оружие на Андрея. – Да нас сюда силой привели, как рабов!

И Абдул, понимая, что же именно в этот короткий миг произошло за его спиной, уверенно приподнял левую руку, давая явный сигнал, строго-настрого запрещающий его подчиненным открывать по юноше огонь.

– Думаешь, мы добровольно шли под пули, а?! – тяжело дыша, продолжал Андрей, не спуская террориста с прицела. – Нас, мать твою, насильно заставили! Свобода, блин... Да мы напрочь лишены права выбора!

– Вали его! – закричал неугомонный Андреев за его спиной.

– Нет, дебил! – надрывисто промолвил Аист, догадываясь, к каким именно последствиям все это приведет.

Остальные ребята тоже стали что-то кричать, но в общем потоке голосов их слова разобрать было практически невозможно. А многочисленные мужчины то поднимали на вооруженного юношу свои пугающие автоматы, то колеблясь опускали их, так как Абдул все это время продолжал махать рукой, желая, чтобы те и вовсе убрали свои орудия смерти, даже несмотря на то что их лидер был в опасности.

– Нам с рождения твердят, что делать, как жить, как одеваться, чистить зубы, вытирать задницу, жрать, не чавкая... – безостановочно скороговоркой говорил Андрей, и по его краснеющим от ярости щекам заметно стекал пот. – Говорят: иди в школу, делай уроки, пиши эти дурацкие сочинения, домашние задания, поступай в университет, дабы потом был шанс устроиться на, мать ее, работу, служи в армии, не нарушай закон, будь честным, пользуйся деньгами, женись, крестись, рожай детей да сдохни, как собака! Нас почти никогда не спрашивают, хотим ли мы всего этого!.. Мы, не успев родиться, попадаем в зависимость этой гребаной системы! Каждая секунда нашей жизни уже давно кем-то расписана...

– А чего ты хочешь? – неожиданно спросил Абдул, резко повернувшись к Андрею лицом, оборвав его на полуслове.

И молодой человек, пытаясь найти ответ на данный вопрос, вспомнил о своей возлюбленной Анжеле, так как увидеть ее – было тем единственным, чего он действительно хотел и о чем вообще в эти минуты мог думать.

– Зачем ты пришел сюда? – продолжил лидер. – Зачем схватил автомат и наставил его на меня?

– Жми уже на курок, дурень! Вали его скорее! – безостановочно кричал неугомонный Андреев, всем сердцем желая смерти этого террориста. – Чего же ты ждешь?! Стреляй...

И его тезка, держащий Абдула на мушке автомата, внезапно для самого себя помимо того диапазона ужасающих ощущений, которые кружили у него голове, стал еще испытывать и довольно неуютное чувство того, что он уже видел подобную сцену. Юноша, осторожно повернув голову и посмотрев через плечо, увидел своих одноклассников, среди которых были те, которые хотели, чтобы он спустил курок, и те, которые были против подобных действий, понимая, чем все это им обернется. И Андрей, продолжая сжимать тяжелое оружие трясущимися руками, осознал, что он находится в точно такой же ситуации, в которой несколько часов назад находился Андреев, будучи в том ангаре, целясь в адмирала.

– Вам сказали, что, убив меня, все закончится и вы вернетесь домой, так? – проговорил Назид-Эва.

– Да какая разница! – в нестерпимом гневе закричал вооруженный молодой человек. – Нам некуда возвращаться! Мы уже давно вычеркнуты из списка живых! Разве не ясно?! Мы не более чем пушечное мясо... свиньи, выращенные на убой, расходный материал!..

И как бы сильно он ни жаждал кровавой мести за всех своих друзей, которых эти террористы просто так повалили на этом пустыре, Андрей вспомнил, что его тезка, стоящий за его спиной и требующий в эти минуты жестокой расправы громче всех, все-таки не открыл тогда огонь в адмирала, тем самым поступив мудро.

– Убить тебя было бы слишком просто, – успокаивая свой пыл, твердо заявил юноша, медленно опустив оружие, продолжая смотреть на Абдула своими осуждающими наполненными кровью глазами. – Нет. Ты будешь жить... долго жить... и жить с мыслями о тех, кого ты убил!

Сразу после этих слов он резко вытащил из «АК-47» заряженную обойму и небрежно отбросил ее куда-то в сторону. К Андрею подбежал один из повстанцев с целью отобрать у него оружие, но тот уже сам хладнокровно отдал ему автомат.

А Абдул, глядя на этого отважного абитуриента, понимая, что, если бы этот юноша хотел, он бы запросто лишил его жизни (и тем самым бы поступил более чем справедливо), задумчиво опустил свои измотанные временем глаза и тихо заговорил:

– Может, справедливости и не существует, как вы говорите, но само стремление к ней все-таки есть, и ничто не сможет его у нас отнять. – Мужчина сделал затяжной вздох через нос, глядя на юные лица тех, кто его слушал. – И говоря о «нас», я говорю обо всем человечестве, о сотнях тысяч... нет, миллионах... миллиардах людей во всем мире, а это миллиарды различных, непохожих друг на друга судеб, мировоззрений и пониманий добра и зла... и даже самой справедливости. Однако некоторые индивидуумы чихать хотели на все это! Они создают определенные сословия и высшие, неприкосновенные касты, ворующие у обыкновенных людей право на собственные мысли, поступки и взгляды, решая их судьбы и диктуя всему миру свои понятия о справедливости и свободе. И именно с этими сословиями мы и ведем нашу войну, в которой, к несчастью, льется невинная кровь, потому что за свои поступки и слова они платят не сами, а посылают в бой таких, как вы, да тех, кто прикован солдатской присягой. А что касается нас... – Абдул резко замолк, прекрасно понимая, что и по его вине тоже погибло и еще успеет погибнуть немало ни в чем неповинных жизней. – Возможно, мы ведем не более чем борьбу с ветряными мельницами, и наши действия ничего в этом мире не изменят, разве что привнесут еще больше страданий и боли... но иного пути я не знаю.

– Так, все... – тихо вставил Артист, обращаясь к своим одноклассникам. – С этими людьми бесполезно разговаривать. Они живут в мире вне пространства и времени. Они родились в войне, и в ней же и погибнут. Другой жизни для них просто не существует. – Он сделал легкую паузу, с пренебрежительной жалостью посмотрев на лидера вооруженной организации. – Мы уходим отсюда!

– Делайте, что хотите! – прохрипел Абдул. – Я бы вам предложил присоединиться к нам, учитывая, что нам нужны храбрые воины, но... как я вижу, вы уже сделали свой выбор.

– Мы не воины! – полушепотом вырвалось из уст Альбины.

И в зале наступила тишина.

Молодые люди стали молча оглядываться друг на друга, не зная, что на все это можно еще сказать. Разговор с лидером повстанцев зашел в тупик, а значит, был окончен. Жадно глотая воздух, ребята в эти минуты пытались насладиться каждым прожитым ими мгновением, слушая пульс своих потихоньку успокаивающихся сердец, непрерывно думая о том, что чуть было не погибли, как это произошло с теми, кто так и не дошел до этого здания.

А Абдул тем временем приблизился к окну и увидел, как его люди уносят с открытого пустыря тела застреленных ими юношей и девушек. И тогда он, вновь обратившись к молодежи, сказал, что, если они не хотят к ним присоединяться, то рекомендует им как можно скорее отсюда уходить, так как здесь очень скоро появятся те самые солдаты российской армии, целью которых будет доделать то, для чего абитуриенты и были посланы сюда. А следовательно, в этом месте будет, как минимум, небезопасно. И ребята уже действительно стали искать глазами выход, поскольку никто из них и секунды больше не желал находиться в этом мрачном помещении. Однако они не могли поверить, что эти люди так просто отпускают их из своего логова, ибо всегда были наслышаны о подобных террористах как о маниакальных фанатиках и убийцах, которые никого и никогда не оставляют в живых, и поэтому, глядя на вооруженных мужчин, абитуриенты думали только о том, что здесь явно должен быть какой-то скрытый подвох.

Но в один момент все их небезосновательно параноидальные мысли были прерваны тем, что паренек по прозвищу Аист с немного требовательным выражением лица приподнял руку и, глядя на Назид-Эва, проговорил:

– А вы это... нас хоть накормите?

Услышав эти слова, Абдул невольно ухмыльнулся, поражаясь наглости этих подростков, после чего одобрительно кивнул и замахал рукой, давая своим подчиненным приказ, говорящий о том, что молодых людей можно принять, как гостей, и для начала выдать им, как минимум, более приспособленную для здешней местности обувь, ибо, глядя на их праздничные туфли, у него и у самого начинали разбаливаться ноги.

И где-то через минуту абитуриенты в сопровождении какого-то очередного мужчины в тюрбане уже опять зашагали по длинным темным коридорам этого почти разваливающегося бетонного здания. Только в этот раз они шли не наверх, а вниз. И глядя на все теперь уже более трезвым взглядом, молодежь была сильно удивлена тем, что она увидела.

Повстанцы, которых там было не так уж и много, судя по их внешности, были собраны со всего света, так как среди них были как более привычные молодым людям лица кавказкой национальности, так и до жути смуглые представители Севера Африки и Ближнего Востока, не говоря уже об одном иссиня-черном негре, которого ребята увидели в одном из коридоров. И как выяснилось, все эти мужчины говорили на абсолютно разных языках. Среди них были те, кто произносил более-менее понятные русские слова, у других же звучала исковерканная английская и французская речь, также можно было услышать и абхазский говор. А остальные так и вовсе говорили либо на арабском, либо на афганско-персидском языке дари. И хотя большая часть этих людей даже не понимала друг друга, они все равно работали очень слаженно между собой, поскольку ими руководили вовсе не какие-то там приказы, а общая и единая цель.

Также надо отметить, что каждый из этих мужчин имел свою определенную обязанность. Кто-то готовил еду, кто-то работал на компьютерах, кто-то перезаряжал автоматы и считал количество боеприпасов, а кто-то так даже собирал старые ткани и сшивал из них одежду. И глядя на этих людей, даже несмотря на то что все они были террористами (ибо называли их именно подобным образом), к ним все же трудно было не испытывать обыкновенную жалость, так как было понятно и без слов, что они здесь находятся вовсе не потому, что в какой-то момент своей жизни они по собственному желанию добровольно решили взять оружие и записаться в активисты, а потому, что жизнь попросту не оставила им другого выбора. Их глаза были пропитаны глубоким страданием и нестерпимой болью. А морщины и шрамы на их никогда неулыбающихся лицах рассказывали о бесчисленных сражениях, в которых эти люди успели побывать и победами которых они даже не думали гордиться.

Однако же абитуриенты не испытывали к ним ни жалости, ни доверия. Единственное, что они ощущали, глядя на этих мужчин, было леденящим страхом, ненавистью, жутким отвращением и неутолимой жаждой мести за все то, что с ними здесь случилось. И продолжая шагать по темным развалинам этого строения, молодые люди, невольно заглядывая по пути то в одну комнату, то в другую и улавливая на себе многочисленные и очень давящие взгляды повстанцев, старались вовсе не думать о том, что каждый из этих мужчин тоже в своей жизни потерял что-то или кого-то.

Когда ребята спустились на первый этаж, они увидели остальных членов этой вооруженной группы, которые аккуратно и очень почтительно вносили убитых подростков в помещение, складывая их тела в одной из комнат, накрывая им лица белой тканью.

Настя, не проронившая за все это время ни единого слова, увидев обезображенный труп Аси, уже хотела побежать в сторону той комнаты, но Аист остановил ее, сказав, что ни ей, ни кому-либо еще туда лучше не входить. И ребята с ним молча согласились, однако, проходя мимо, каждый все-таки бросил свой опустошенный взгляд в ту сторону, мысленно прощаясь со своими одноклассниками, мимолетно глядя на них через узкий дверной проем.

– Что вы собираетесь с ними делать? – тихо спросил Артист, подойдя к одному из тех, кто перетаскивал мертвые тела.

– Если мы доживать до вечер... мы их будем... огонь, – медленно ответил мужчина на ломаном русском языке.

И ребята, услышав это, тут же поникли головой. С одной стороны, они понимали, что хоронить их друзей здесь точно никто не будет и хорошо, что их хотя бы сожгут, а не оставят так просто гнить, но с другой стороны, отказывались верить, что те, с кем они в течение нескольких лет сидели за партой, учили уроки, дружили и веселились на переменах да на различных вечеринках, так бесславно окончат свое существование в этом незнакомом месте, не оставив после себя даже надгробной плиты.

– Да черт вас всех побери! – схватившись за свою горячую голову, резко выкрикнул Андреев, обращаясь сам не зная к кому. – Ну ладно, там нас парней бы повалили, но девчонок-то зачем было убивать?

Ответа не последовало.

Каждый из выживших выпускников хотел получить хоть какие-нибудь разъяснения на все эти вопросы, но они воздерживались от бессмысленных реплик, так как ответов просто-напросто не было и быть не могло.

Абитуриенты опять оказались под открытым небом. Мужчина, который их сопровождал, вывел молодежь к месту, где прямо у порога в черный ход этого разваленного здания было большое количество пеньков да каких-то старых, ржавых скамеек. Юноши и девушки, все еще пребывающие в состоянии сильного шока, до сих пор не понимали, что они здесь делают и почему именно им выпало все это несчастие. Им хотелось убраться отсюда как можно скорее, но куда-либо бежать у них практически не было сил. Да и куда именно им идти, они тоже не знали. Кругом рисовались только горы и незнакомые леса, окутанные туманом. И тогда, осознавая всю безысходность своего положения, подростки расселись на сиденьях под открытым небом, чтобы хоть немного отдышаться от всего случившегося, привести мысли в порядок и решить, что им делать дальше.

Подростки очень быстро поняли, что они для этих вооруженных активистов, может, и не очень-то желанные гости, но и врагами их здесь тоже не считают, и поэтому решили воспользоваться тем приказом Абдула Назид-Эва, в котором он строго-настрого запретил своим людям причинять какой-либо вред выжившим выпускникам.

К ребятам подошел какой-то очередной человек в тюрбане и принес им гору портянок и целых восемь пар старых сапог да тяжелых ботинок. Девушкам эта обувь была явно не по размеру, но, так или иначе, это было намного удобнее, чем ходить босиком или, что еще хуже, быть в тех хрупких праздничных туфельках. Вот только, как оказалось, никто, кроме Аиста, портянки-то наматывать совсем не умел, из-за чего ему пришлось наматывать их каждому по отдельности.

Насмотревшись на всю эту грязь, кровь и пот своих одноклассников и этих неухоженных бородатых мужчин, Невеста, осуждая саму себя, с грустной ухмылкой на лице тихо прошептала:

– Какой же я была дурой, говоря, что мужик не мужик, если не служил...

– И что нам теперь-то делать? Куда нам идти? – тревожно заговорила Александра, меняя себе обувь.

– Откуда мне знать? – холодно вставил Аист, понимая, что им действительно некуда идти. – У нас нет ни документов, ни чего-либо еще. Да мы даже не знаем, где находимся!..

Несмотря на то что террористы оставили подростков в покое, ибо именно так велел им поступить Абдул Назид-Эва, на самом же деле они продолжали вести пристальное наблюдение за нежданными гостями, поскольку те все еще были на их территории, к тому же они и понятия не имели, чего от этих засланных сюда юношей и девушек можно было ожидать. Это в европейских странах человек в семнадцать лет все еще назывался ребенком, в странах же Ближнего Востока, откуда и была большая часть всех этих вооруженных активистов, люди и в двенадцать лет уже давно считались взрослыми и полностью ответственными за свои поступки.

– Почему ты не стрелял? – неодобрительно поинтересовался Андреев, обращаясь к своему тезке, сидя напротив него, отказываясь есть эту, как он выразился, дрянь, которую люди в тюрбанах назвали местной едой, принеся абитуриентам целую кастрюлю мутной похлебки, не имеющей ни вкуса, ни запаха.

Но Андрей так и не дал ответа, виновато глядя куда-то в сырую землю под ногами. Он думал только о тех, кто уже погиб, и не желал, чтобы кровь продолжала проливаться, независимо от того, по чьим венам она циркулирует.

И тогда тот, у кого по причине теракта погибли двоюродные сестры, уже вновь хотел начать с яростью твердить о том, что все эти люди беспощадные убийцы, террористы и враги его родины, не заслуживающие места на земле, но в этот момент довольно умеренной и, пожалуй, даже хладнокровной интонацией заговорила Невеста:

– Знаете... – начала она, невольно сосредоточив все внимание своих одноклассников на себе, приступив рассказывать какую-то не связанную со всем происходящим историю, – во время Великой Отечественной войны был один советский солдат... примерно наш ровесник... который как-то раз столкнулся один на один с целым подразделением немецко-фашистских захватчиков. Он знал о минном поле в километре от того места, поэтому хитростью заманил туда противника и практически в одиночку их всех там уничтожил. Тех же, кто выжил, он и его товарищи стали гнать по лесам и добивать. Однако одного фашиста он так и не смог застрелить. – Девушка иронично улыбнулась. – Он посмотрел умоляющему о пощаде «фрицу» в глаза и не стал в него стрелять, так как тот молодой немец практически ничем не отличался от него самого, разве что носил немного иную униформу да говорил на другом языке. Но все-таки, чтобы проучить неприятеля, перед тем как отпустить его бежать домой наш солдат этому фашисту демонстративно положил пулю в ладонь, явно намекая на то, что «фрицу» надо бы ее использовать по назначению, а точнее на самом себе.

Ребята, жадно проглатывая невкусную похлебку, с удивлением слушали рассказ Невесты, совсем не понимая, к чему она его ведет и что она вообще всем этим хочет сказать. Однако как бы там ни было, а слушать этот исторический сюжет им в тот момент было куда приятнее, чем думать о том, что происходило с ними.

– Когда война закончилась, – продолжала девушка, – советский солдат вернулся героем, и более того... – Она немного запнулась, поскольку забыла упомянуть одну важную деталь. – Он был одним из тех, кто лично поднимал красный флаг над Рейхстагом. Однако прошли годы, Олимпийский Мишка улетел, а вместе с ним и великий СССР; началась перестройка, единый красный флаг разделили на три цвета, как разделили и целую державу на множество государств. И герои войны той страны, которой больше не было на карте, уже давно стали никому не нужны. А тот теперь уже пожилой советский солдат, чтобы хоть как-то выживать в период девяностых, был просто-напросто вынужден продать все свои ордена, которые в то время стали продаваться да покупаться за копейки, и каждый желающий за каких-то сто-двести «УЕ» мог «официально» стать героем любой войны, которой только смел пожелать. Вскоре за неуплату так называемой «крыши», местные новые-русские отобрали у старика ларек по продаже жвачки и эротических журналов, и советский солдат вовсе остался ни с чем. – Девушка опустила глаза. – А в один прекрасный день перед побирающимся по помойкам в поисках стеклянных бутылок бездомным героем Великой Отечественной войны остановилась иномарка, из которой вышел пожилой немец в дорогом костюме и с элегантной тростью в руке с набалдашником в виде пуделя. Советский солдат не сразу понял, что этот иностранец и был тем самым «фрицем», которого он пожалел тогда на войне, так как вовсе про него забыл. Однако немец потратил немало времени и сил на поиски этого героя, ибо давно хотел вернуть должок. Молча посмотрев сверху вниз на старого знакомого, фашист демонстративно положил в ладонь нищего ту самую пулю, давая понять, что тот и сам знает, что с ней делать... Так и не сказав ни слова, немец сел обратно в свою иномарку и поехал дальше по Москве.

Заслушавшись этой историей, молодые люди даже позабыли о еде, держа свои ложки навесу. Но как только девушка прекратила свой долгий рассказ, ребята стали удивленно поглядывать друг на друга, пытаясь осознать весь смысл сказанного. Однако их мысли были мгновенно прерваны неожиданно громкой репликой Андрея:

– То есть ты хочешь сказать, что я зря не застрелил этого Абдула?

– Если бы ты спустил курок, мы бы уже все были мертвы, – вставил Артист, который из-за своих ортопедических скоб на ногах не стал менять обувь.

Невеста же так и не ответила на вопрос Андрея, ибо она поведала все это вовсе не затем, чтобы поделиться каким-то там скрытым смыслом или же особым мнением, а просто потому, что ей хотелось что-то рассказать... и рассказать так, чтобы ее услышали.

– А что было дальше? – осторожно поинтересовалась Александра. – Что произошло с тем солдатом?

– Он застрелился, – ответила та, глядя в свою алюминиевую тарелку, загребая оттуда ложкой похлебку, всем своим видом давая понять, что не особо желает продолжать эту тему и что уже жалеет, что вообще рассказала им все это.

Но Андреев так просто не дал ей поставить точку на сказанном.

– Откуда ты знаешь? – скептически спросил он.

– Не важно, – проговорила Невеста, и, судя по ее интонации, каждый мгновенно осознал, что данная история не является вымышленной и, судя по всему, повествует о каком-то ее дальнем или, возможно, даже ближнем родственнике.

– Да, – полушепотом вставил Артист. – Наши отцы были так ослеплены великой победой, что не заметили своего великого поражения. – Он усмехнулся. – История людей учит только тому, что история людей ничему не учит.

Альбина, попробовав еду, которую приготовили им повстанцы, тоже отказалась этим питаться, так как ее чуть было не вытошнило от одного только вида этой так называемой похлебки. Но это было вовсе не из-за того, что мутная жижа была несъедобной, а из-за того, что ее беременный организм был довольно капризен. И тогда она отдала свою порцию Аисту, который, будучи очень голодным, ел абсолютно все, даже не спрашивая, из чего это приготовлено.

– Да! Ты должен был его убить! – после недолгого раздумья заговорил Андреев, резко повернувшись к своему тезке, у которого совсем недавно был шанс застрелить международного террориста. – Неужели не ясно, что он готовит очередное покушение? Да даже если бы нас там всех пристрелили... – он поднял руку вверх, указывая пальцем на окна третьего этажа, – мы бы все равно уничтожили Абдула, спасли сотни невинных жизней и отомстили бы за наших друзей!

– Отомстили, говоришь?! – неожиданно взвыл Аист, с явным недовольством глядя на решительность и безрассудство Андреева. – Да ты первый всех нас под пули вел! Ты да Алкаш! Не вам ли теперь надо мстить?

– А тебя никто не заставлял сюда идти! – грубо ответил тот.

– Чего?! – возмутился здоровяк, поднявшись на ноги, желая хорошенько заехать однокласснику кулаком по лицу. – Меня никто не заставлял, да?! И Артема, Лису, Арину да всех остальных тоже никто не заставлял, а?! Мы сами пересекли границу, чтобы быть застреленными здесь, как петушки... ты это хочешь сказать?!

И Альбина, понимая, что подобный разговор сейчас приведет к серьезной драке, встала между мальчиками, пытаясь их успокоить.

– Хватит! Нам нельзя ссориться! – проговорила она. – Сейчас нам надо быть всем одной семьей, думать вместе...

– Что? Семьей? – фыркнул Андреев, посмотрев на живот беременной девушки. – В семье не без урода! И лучше уж этим уродом буду я! – Он тоже поднялся со скамейки и стал нервно шагать туда-сюда по сырой земле, поглядывая то на бетонное здание, то на окутанный туманом пустырь, где погибли их друзья. – Неужели вы действительно поверили в то, что этот Назид-Эва не взрывал метро и что его якобы подставили?

– А какие у тебя есть доказательства, что это был он? – спросил парень в белом. – То сомнительное и явно сфабрикованное признание каких-то там экстремистов? Прав был Абдул, говоря, что под страхом смерти люди могут сознаться в чем угодно.

Андреев уже хотел возразить, заявив, что ни один нормальный человек не стал бы признаваться в подобных терактах, если бы он действительно их не совершал, но неожиданно для всех прозвучал голос Насти, которая до этой минуты и вовсе не произносила ни единого слова.

– Моего деда, когда он был еще молодым, однажды вызвали в здание госбезопасности на Лубянке, – тихо заговорила она, отрешенно глядя в никуда. – Он там пробыл чуть более часа. А когда вышел, был уже полностью седым... притом что, как оказалось, ему там надо было всего-навсего подписать одну единственную и довольно безобидную бумагу из-за простого бюрократического недоразумения.

После сказанного Настя приподнялась со скамейки и со слезами на глазах и тихим писком побежала в помещение, все-таки забежав в ту комнату, где лежали бледные и окровавленные тела убитых подростков, желая попрощаться с каждым из них лично и, в частности, с ее лучшей подругой Асей.

Андрееву же очень хотелось найти какое-нибудь ехидное возражение и на эти слова, сказав, что ее история не является весомым доказательством того, что страх меняет людей, но ничего путного ему в голову не приходило. И поэтому он просто, рыча себе под нос, продолжил нервно ходить кругами, криво поглядывая на бородатых мужчин, наблюдающих за ними.

– Каждый террорист, как истинный художник, – задумчиво промолвил паренек в белом. – Они предварительно готовятся и отдают всего себя своему делу, и поэтому, если бы Абдул действительно взорвал то метро и арену, он бы ни за что не стал отказываться от этого, а наоборот бы гордился своим решительным поступком, подобно фанатику.

– Эти повстанцы нам ничего плохого не сделали, – задумался Аист. – Они нас обули, накормили. Да мы, блин, должны быть им благодарны, что все еще живы и что они не поимели нас, куда надо. А то, что они повалили наших ребят... да мы сами виноваты! Не надо было идти на поводу того адмирала и бежать сюда с автоматами в руках, строя из себя каких-то супер-героев! – Здоровяк, размышляя о тех, кого сейчас с ними нет, в неконтролируемом гневе ударил кулаком по бетонной стене. – Настоящие враги, не эти ублюдки, а те, которые вопреки нашей воле доставили нас сюда, выдав нам погремушки войны, предварительно похитив нас да накачав какими-то галлюциногенами. Прав был Толик, пойдя другой дорогой! Надеюсь он нашел базу тех солдат да разнес там все к чертям собачьим.

– Хотите вы того или нет, а я убью Назид-Эва! – твердо сказал Андреев, подобрав с земли ржавую палку с заостренным концом, которым можно было легко проткнуть человека.

И как только юноша договорил свою реплику до конца, он, игнорируя все на свете, направился в сторону здания. А его тезка тем временем понял, что вспыльчивым молодым человеком руководит вовсе не здравый смысл, а личная обида, и что, если его сейчас не остановить, то он несомненно понаделает глупостей, последствия которых могут быть плачевными, поскольку жизнь каждого выжившего абитуриента в эти минуты висела на тоненьком волоске, сотканном из очень сомнительных симпатий лидера повстанцев к этим ребятам, а посему провоцировать и уж тем более злить этих вооруженных людей было не лучшей идеей. И чтобы Андреев не совершил то, что он уже так решительно хотел осуществить, пряча от террористов острую палку за спиной, шагая в их сторону, его тезка догнал уходящего одноклассника и, отведя его за угол бетонного сооружения, смело заявил, что готов на реванш.

– Какой еще реванш, мать твою? – удивился тот, не понимая, о чем идет речь.

– На рельсы!.. Помнишь ты говорил, что наша прошлая дуэль была якобы нечестной, и ты хотел переиграть? Что ж, я готов! Я принимаю твой вызов!

Андреев с подозрением посмотрел по сторонам, пытаясь осмыслить, с чего это вдруг его одноклассник так неожиданно захотел с ним драться, соглашаясь на дуэль, про которую он-то и вовсе уже забыл. Доля параноидального сомнения появилась у него в голове, ибо он понимал, что его тезка явно темнит, но эти мысли тут же пропали, так как само слово «дуэль» напомнило ему о чувстве собственного достоинства. И парень мгновенно поклялся самому себе, что не пойдет к Абдулу (навстречу своей смерти) до тех пор, пока не расплатится со своими долгами чести, а точнее не победит в столь желанной ему схватке с Андреем.

– И когда? – с азартом в глазах спросил он, выпустив из рук палку, зная, что она ему пока не пригодится.

– Да хоть прямо сейчас!

– С удовольствием! – Он улыбнулся. – Где твой секундант?

После этих слов ребята посмотрели из-за угла в сторону старых скамеек, увидев, что, помимо них, среди парней в живых остались только Артист и Аист.

– Черт! – тихо возмутился Андреев, мысленно ругая себя за то, что вообще заговорил о каких-то там секундантах, так как ему пришлось вновь ощутить всю ту нестерпимую тяжесть и боль осознания того, что их друзья действительно мертвы.

В эту же секунду он начал думать о том, чтобы отказаться от бессмысленного поединка, ведь, как бы там ни было, а в основе любой дуэли заложена идея либо позорного проигрыша, либо смерти. Однако его тезка, желающий, чтобы бой состоялся, уже хитро произнес:

– А зачем нам секунданты?

– Действительно, – задумчиво усмехнулся тот. – Вот только где ты здесь рельсы нашел, дурень?

– Да какие еще рельсы... – начал Андрей, махнув рукой, намекая на то, что у его соперника напрочь отсутствует воображение, после чего смело подошел к двум бородатым мужчинам в тюрбанах, курящих какую-то самокрутку у входа в разбитое здание, периодически наблюдая за действиями абитуриентов. – Мне нужен револьвер и пуля! – сказал он им достаточно требовательной интонацией.

– What? – скривив лицо, спросил один из этих мужчин, ни слова не разобрав из того, что сказал юноша.

– I need a bullet! One bullet! And a revolver! – тут же ответил Андрей, демонстрируя повстанцу свой указательный палец, чтобы тот понял, что он требует пистолет с одной единственной пулей.

Мужчины удивленно переглянулись между собой, после чего в два голоса поинтересовались:

– What for?

Они совсем недавно забрали у ребят все оружие, с которым те пришли, а сейчас по какой-то неясной причине одному из них вдруг понадобился пистолет.

– Как это «What for?» – возмутился парень. – Russian roulette, мать вашу! Я же, типа, русский, god damn it!

Повстанцы вновь переглянулись и, действительно веря в глупый стереотип того, что Россия – это одни только медведи, балалайки, водка да игры в русскую рулетку, пожав плечами, вытащили из сумки серебристый револьвер, зарядив его одной пулей, понимая, что с одним патроном юноша даже если и захочет, то вряд ли сможет причинить много вреда. Однако перед тем как протянуть пареньку оружие, они взглядом дали ему понять, что ради его же блага, ему лучше не совершать глупостей. И под «глупостями» они имели в виду не то, что подросток продырявит себе голову, а то, что он может застрелить кого-нибудь из повстанцев.

Получив в руки пистолет, молодой человек наигранно бравируя своей храбростью, стал демонстрировать оружие тезке, после чего предложил ему пойти в лес, пока никто из их одноклассников так и не догадался, чего именно они замышляют, потому что, если девчонки узнают об их дуэли, то они просто не дадут им ее, как он выразился, осуществить по-мужски. Андреев повелся на эти слова. И где-то уже через минуту юноши незаметно для всех скрылись в тумане.

Они хотели зайти в лес как можно глубже, дабы быть подальше от пустыря и конечно же того зловещего убежища террористов. И шагая на северо-запад, молодые люди, периодически с подозрением поглядывая друг на друга, вскоре спустились с невысокого холма и подошли к какой-то широкой горной речушке, текущей в километре от того места, где остались их друзья.

– Считаю местечко идеальным, – заговорил Андрей, слушая непрерывное журчание реки и периодическое пение птиц, зная, что дальше им все равно не пройти.

– Согласен, – затяжной интонацией ответил второй. Он лениво стал потягиваться, приподняв руки вверх, вдыхая носом чистейший воздух и любуясь тем, как серый туман стелется над рекой, ощущая в этом тихом лесу некое единство с природой, после чего он медленно подошел к дикому кустарнику, на ветвях которого росли крошечные ярко-красные ягоды, и осторожно, дабы не пораниться об острые шипы, сорвал неспелый плод. – Знаешь, – неожиданно добавил он, даже не повернувшись лицом к однокласснику, разглядывая ягоды в своей ладони, – а мы ведь когда-то были друзьями.

– Были... – прошептал тот, неохотно проверяя наличие пули в леденящем руки пистолете.

– И как же мы дошли до всего этого? – риторически спросил он, все-таки бросив через плечо свой взгляд на тезку.

– Как-как... – Андрей довольно заторможенно крутанул барабан револьвера. – Это не мы дошли до такой жизни, это сама жизнь нас сюда привела... за ручку... как детишек в первый класс.

– Верно, – иронично улыбнулся Андреев, глядя на то, как ветер колышет ветки. – А помнишь, как мы с тобой и тем пареньком из параллельного в начале года выпили заначку завуча? Он потом так бузил! Полгода на нас в школе кидался! А ведь скотина так и снизил мне оценку в аттестате.

– А ты чего хотел? Мы оставили взрослого мужика без выпивки, испортив ему осенние каникулы.

– Да... – почти беззвучно прошептал паренек, не желая расставаться с веселыми воспоминаниями. – А ведь это его сын притащил бутылки в школу, думая, что это какой-то вишневый сироп. – Он улыбнулся. – Как ни крути, а мы были хорошими приятелями. И почему же так бывает, что прошлое всегда кажется лучше настоящего?

В этот самый момент второй юноша с пистолетом в руках, стоя за спиной Андреева, понимая, что перед смертью не надышаться, резко приставил дуло револьвера к своему подбородку и хладнокровно проговорил:

– Что ж, пожалуй, я начну!

– Нет! Ты чего?! – выкрикнул Андреев, развернувшись к тезке, понимая, что тот сейчас себя застрелит.

Ему захотелось выхватить оружие из рук одноклассника, дабы прекратить эту ничего не решающую дуэль, в которой храбрость стояла выше жизни, но тот, сомкнув мысли на своей возлюбленной Анжеле, уже спустил холодный курок пистолета.

Раздался звонкий щелчок, однако выстрел так и не прогремел.

– Ты что творишь?! Черт тебя побери! – нервно закричал Андреев.

А его тезка в эту же секунду, тяжело дыша, пытаясь силой мысли успокоить свой учащенный пульс, ударяющий в голову так, что начинали болеть виски, торопливо бросил пистолет однокласснику, давая ему понять, что настал его черед испытывать удачу.

– Да, мы были приятелями! – с недовольством заговорил Андрей, глядя на то, как его соперник испуганно смотрит на блеск серебристого оружия. – Мы веселились, шутили, прогуливали уроки, даже пили на брудершафт! Но потом ты мне стал завидовать из-за того, что в последний год на роль главного диджея школьных дискотек ребята провозглашали меня, а не тебя! А когда у Анжелы умерла мать и она уехала в Москву, перестав писать мне без какой-либо причины, ты вместо того чтобы поддержать меня в трудную минуту, тупо стал называть ее дурой и безмозглой сукой... И на этом наша дружба кончилась! Потом ты делал все, чтобы меня унизить перед другими и чтобы именно тебя считали лидером! И даже сейчас, когда нам надо беспокоиться о выживании, ты хочешь всех вести под пули... просто так, не думая... лишь бы шли за тобой!

И Андреев, понимая, что в словах его несостоявшегося друга кроется доля истины, медленно выпуская слезы из глаз, закричал в надежде себя хоть как-то оправдать:

– Да, может, мы с Алкашом и повели всех в этот бой, в котором сразу было ясно, что нам не победить, но... эти люди террористы! Да они даже не люди! – Он указал пальцем в ту сторону, откуда они только что пришли. – Это из-за них погибли мои родные!

– Да какая разница, кто из-за кого погиб! – резко вставил Андрей. – Нельзя так просто из-за своих каких-то там комплексов да личной вендетты жертвовать жизнями других! И даже пристрелив всех этих террористов, ты своих сестер уже не вернешь!

– А что тогда делать?! – в гневе и полнейшей дезориентации выкрикнул юноша, размахивая пистолетом в разные стороны.

– Откуда я знаю... – не менее грубо ответил тот, заметив, как от их вспыльчивых голосов с веток деревьев слетали испуганные птицы. – Надо жить... мать твою! Просто жить дальше и не делать глупостей... да чтить память тех, кого уже нет! Чего еще мы можем?!

– Да пошло оно все! – пробормотал Андреев, приставив дуло пистолета к собственной голове, понимая, что, если уж и умирать, то точно не как трус.

– Так все-таки ты выбираешь смерть, да?! – обмолвился его тезка. – Хочешь просто так взять и уйти?! Пустить себе пулю в лоб?! И что ты этим кому докажешь?! – Он усмехнулся. – Умирать-то легко... это вот жить сложно!

После этих слов, молодой человек, держащий у виска револьвер, начал думать о том, что его одноклассник просто-напросто ведет двойную игру, заговаривая ему зубы, лишь бы у него не хватило храбрости надавить на этот неприятный на ощупь спусковой крючок. И тогда он демонстративно крутанул от локтя барабан пистолета, всем своим видом давая понять, что он еще в игре и что не собирается так просто отступать, и ради никому ненужного пафоса даже засунул дуло огнестрельного оружия себе в рот, но после нескольких секунд сомнения вытащил и вновь приставил кончик ствола к виску. Однако и в этом положении находиться ему было очень некомфортно. Тогда он переложил пистолет в другую руку, но и в этот раз ему все казалось каким-то неправильным.

Он, глядя в глаза своего одноклассника, неосознанно тянул время, сдувая со своего потного лица то различных мушек, то жужжащих комаров, которые почему-то именно в эти волнующие секунды начинали кружить вокруг него. И как бы Андрееву не хотелось себе в этом признаваться, он боялся жать на курок, зная, что у него есть один шанс из шести лишиться собственной жизни навсегда. Но при этом это неописуемое чувство азарта и некоего первобытного любопытства продолжало кружить в его сознании, опьяняя его рассудок потоком волнующих иллюзий. И тогда он подумал о том, что надавить на спусковой механизм все-таки необходимо, дабы узнать, благосклонна ли к нему фортуна, однако это не значит, что он при этом должен целиться в себя.

И резко наставив ствол на своего соперника, молодой человек без предупреждения спустил курок...

Прогремел щелчок, но и в этот раз ничего не произошло.

– Ах, значит, ты так хочешь поиграть?! – закричал Андрей, давая противнику явно понять, что тот, во-первых, уже проиграл, ибо струсил, а во-вторых, нарушил правила игры, в которой бой ведется насмерть.

– Прости... – тут же заговорил дрожащий от страха юноша, испуганно приподняв руки вверх, осознавая, что он действительно чуть было не застрелил своего одноклассника, тем самым играя, как минимум, нечестно.

– Что ж, моя очередь крутить болванку, – с безумной улыбкой на лице проговорил Андрей. – Давай сюда оружие!

– Нет! – мгновенно ответил тот, не зная как ему поступить.

С одной стороны, он мог вновь нацелить пистолет на бывшего друга и повторно запустить спусковой механизм, надеясь, что в этот раз хлопок от патрона прозвучит, но с другой стороны, он понимал, что, если это произойдет, то он себе подобного действия уж точно не простит, так как жить с осознанием честного проигрыша он еще мог, но с осознанием нечестной победой – никогда.

– Дай револьвер! – продолжал кричать Андрей. – Давай сюда!

И его тезка неохотно, но все же протянул однокласснику оружие, всем своим видом давая понять, что сдается и что более не желает продолжать игры со смертью. Но как только пистолет оказался в руках Андрея, он, как и его противник до этого, с точно таким же пафосом хладнокровно закрутил барабан от локтя, после чего, не теряя ни секунды, стал целиться в товарища.

– Нет... стой! – выкрикнул тот.

И в это самое мгновение его некогда школьный приятель уже надавил пальцем на тяжелый курок.

Однако пистолет отказался стрелять и в этот раз.

Андреев, тяжело дыша, молниеносно развернулся, начав бежать без оглядки. Но в порыве паники вместо того, чтобы сразу скрыться в лесу, где мог бы спрятаться в гущи деревьев, он помчался вдоль реки, создавая идеальную мишень для того, кто держал его на прицеле. И приглушенные щелчки продолжали повторяться за спиной убегающего снова и снова.

А когда оба Андрея уже начали думать о том, что тот патрон, которым повстанец, зарядил оружие был просто-напросто не настоящий... выстрел прогремел.

Из-за неожиданного и оглушительно громкого хлопка лесные птицы вновь расправили крылья и, в испуге поднявшись в воздух, мгновенно исчезли в тумане, оставив после себя только осыпающиеся на землю перья. А к тому моменту когда легкий ветерок наконец-таки развеял появившийся после выстрела серый дым, юноша, держащий орудие убийства, безрезультатно пытаясь сохранить хладнокровие на лице, узрел мертвое тело своего товарища, лежащее прямо на берегу безымянной реки и сжимающее в руке ярко-красные ягоды.

Медленно опустив револьвер, Андрей, понимая, что то, что он совершил мгновение назад уже никак не исправить, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. И дабы найти оправдание своему поступку, он начал снова вспоминать те многочисленные конфликты, произошедшие между ним и его тезкой. Но почему-то в этот момент все те споры и разногласия, которые еще совсем недавно казались ему настолько значимыми, что ради них можно было смело убивать, в данную минуту представлялись какими-то глупыми, бессмысленными и незаслуживающими даже малейшего внимания.

Андрею захотелось убежать как можно дальше от этих пропитанных кровью его друзей мест, но идти ему было некуда. Он также хотел убежать и от самого себя и тем самым позабыть обо всех проблемах, однако это было еще более невыполнимым. И тогда, пытаясь собраться с мыслями и обдумать все, что уже здесь случилось, юноша начал бродить вдоль берега.

Он застрелил одноклассника, чтобы тот не провоцировал террористов и тем самым не навлек еще больше беды на тех, кто выжил, однако своими действиями даже не заметил, как сам принес эту беду, превратившись в прогнившего изнутри палача. Глядя на застреленного паренька, Андрей пытался убедить себя в том, что он действовал из лучших побуждений как того и подразумевает негласный, но при этом основной тезис гуманизма, где благополучие большинства ставится выше индивидуума, притом что это самое большинство и есть не что иное, как множество индивидуумов.

Он вспомнил из уроков истории о том, что люди во все времена и во всех странах приносили кого-то в жертву, дабы общество жило в благополучии. В первобытные эпохи, когда и понятий о гуманизме-то не было, люди, унаследовав привычки зверей, безжалостно съедали тех, кто не желал признавать власть местных альфа-самцов. Затем в более цивилизованные дни на кровавый алтарь отправлялись все инакомыслящие, посмевшие как-то перечить тем или иным властелинам и жрецам. Как никак, а в глазах большинства любое отклонение от привычного всегда казалось чем-то немыслимым и достойным того, чтобы раз и навсегда избавляться от этого... и желательно в зачаточном состоянии, как от некой раковой опухоли, к тому же человек, как вид, наряду с интеллектом выработал еще и чрезмерный страх перед неизвестностью и неопределенностью, который значительно перевешивает обыкновенное любопытство и тягу к познанию неизученного.

А вскоре все эти беспощадные жертвоприношения «иных» и «нежелательных» личностей нарекли очень красивым и гордым словом «гуманизм», ибо проливая кровь человека, люди, как они утверждали, делали благо для всего человечества. Однако потом конечно же всегда выяснялось, что, если от этих кровопролитий и была какая-то польза, то только для очень ограниченного круга лиц, а не для общей массы. Но человек слишком гордое животное, чтобы признавать свои ошибки и уж тем более учиться на них.

Люди с тех пор не менялись.

Менялись только их жертвенные алтари и масштабы самих жертвоприношений. Каменные плиты и атамы превращались в распятия и гладиаторские арены, а затем и в обыкновенные костры, виселицы, гильотины, электрические стулья, ядерное и биологическое оружие массового поражения да другие проявления гениальности homo sapiens, столь сильно гордящегося своим умением создавать «орудия труда».

А прошло время, и человек так и вовсе начал в открытую жертвовать целыми народами и государствами, чтобы кому-то там жилось хорошо. Таким образом с лица земли были стерты тысячи различных культур и даже целая раса людей, которую западная цивилизация посчитала необходимой для принесения в жертву, поскольку в «Библии» не было ни одного упоминания о краснокожем человеке. С благословения этой же книги рабству подверглись представители негроидной расы. И все это только потому, что кто-то говорил о гуманизме и о праведных помыслах.

А люди, не зная истинного значения этих красивых и громких слов, до сих пор подписывают петиции и поддерживают тех, кто гордо заявляет о добродетели гуманизма. При этом они не понимают, что когда наступает необходимость принесения кого-то в жертву, на алтарь отправляют не кого-нибудь, а в первую очередь их самих, что очень хорошо и наглядно показывают финансовые кризисы в эпоху глобализации.

Однако, как бы Андрей ни пытался оправдать свой жестокий поступок многовековыми ценностями человечества, благими побуждениями и идеями гуманизма, ему в эти минуты это совсем не помогало. Его тело дрожало, а разум переполнялся эмоциями и неприятными мыслями о том, что, убив одноклассника, он поступил, как минимум, подло и что он скорее всего никогда не сможет себе этого простить. И если бы в тот момент в револьвере был хотя бы еще один патрон, юноша бы пустил себе пулю в висок.

Но вспомнив об Анжеле, мысли о суициде мгновенно отпали, а вместе с ними развеялись и тревожные нотки сомнения о праведности совершенного им поступка. И Андрей поклялся самому себе, что он отыщет свою возлюбленную и обнимет ее, где бы она ни была, даже если ему ради этого надо будет перевернуть весь мир, спуститься в самую пучину ада и пристрелить всех, кто хоть как-то будет стоять у него на пути.

– Анжела, я схожу с ума. Где ты сейчас? – прохрипел он себе. Но никакого ответа так и не последовало.

А в то же самое время, когда эти молодые люди испытывали удачу, играя в русскую рулетку, девушка по имени Александра, осторожно осматриваясь по сторонам, вошла в то серое бетонное здание повстанцев с целью вытащить оттуда Настю, так как ее подруга совсем не желала выходит из комнаты, где лежали окровавленные тела их школьных друзей. Но что бы Александра ей ни говорила, пытаясь успокоить одноклассницу, Настя продолжала оплакивать погибших, пребывая в абсолютно невменяемом и бесконтрольном состоянии.

И ее вполне оправданная истерика начинала уже всем действовать на нервы. Повстанцы-то, конечно, могли в любой момент усмирить девушку, залив в нее какое-нибудь опьяняющее средство, но они все же хотели, чтобы девушка сама успокоилась, ведь Абдул не дал им ни одного конкретного указания насчет этих подростков, а посему они на всякий случай старались к ним не прикасаться, да и вовсе не беспокоить, сохраняя своего рода status quo.

Когда же Александра поняла, что разговаривать с подругой бесполезно, она со своими мыслями пошла по темным коридорам этого помещения, медленно шагая в сторону выхода, пытаясь осознать, что она здесь делает и как вообще такое произошло, что она оказались в столь жутком месте. И слегка приподняв свои опечаленные глаза, она в одном из этих мрачных коридоров бетонного строения увидела на стене старое, пыльное и треснутое в нескольких местах зеркало, на поверхности которого, к своему удивлению, разглядела отражение своей старшей сестры, представшей перед ней именно в том образе, в котором Александра видела ее счастливой и улыбающейся в последний раз.

Она вспомнила тот дождливый день, когда ее сестра, пребывая в почти идентичном белом платье, в сопровождении своих родных и самых близких знакомых с лилией в руках стояла возле входа в отдел записей актов гражданского состояния. Но никто не радовался, как это обычно бывает в назначенный день для бракосочетания, а, скорее, наоборот, все, боясь поднять свои озадаченные глаза на девушку в белом, молча горевали так, будто это были похороны, ибо жених так и не объявился. Его друзья и родители, тоже пришедшие в ЗАГС, пытались хоть как-то оправдаться перед невестой и ее родственниками, говоря, что они сами не знают, где находится жених, хотя еще утром разговаривали с ним по телефону, поздравляя его с таким знаменательным днем. Но перед невестой не надо было оправдываться, да и успокаивать ее совсем не было необходимости, так как с ее полного надежды, но потихоньку бледнеющего лица улыбка не сползала ни на секунду. И простояв под дождем несколько часов в ожидании того, кто не отвечал на звонки и от кого не было никаких известий, гости, дабы более не ощущать этот безмолвный дискомфорт чужой трагедии, стали ненавязчиво удаляться. А когда все друзья разошлись и остались только родные невесты, молодая девушка в белом, застывшая, словно памятник, простояв весь день на одном месте без единого движения, неожиданно выронила из рук цветок в лужу, после чего незаметно для самой себя навсегда убрала с лица улыбку.

Александре тогда было двенадцать лет, и эта картина, отражающая необъяснимую тяжесть и боль родного человека, глубоко засела ей в подсознание. И глядя на свое отражение в старом зеркале, Александра понимала, что, как и ее сестра, она тоже впредь более никогда не сможет улыбаться.

А тот жених, как в последствии выяснилось, по пути в ЗАГС был попросту задержан мобильным отрядом особого назначения и насильно доставлен в ближайший военкомат как военнообязанный. И хотя он каждый день на протяжении всей своей недолгой службы писал любимой письма, она, даже не вскрывая конверты, сразу рвала их, кидая в мусорный ящик, поскольку ее вера в людей была уже мертва.

И Александра, вспоминая сестру, на которую внешне была очень похожа, наконец-то осознала причину, почему же она так усердно сторонилась парней, и, в частности, тех, которым была симпатична, так как на примере трагедии любимой сестры сама боялась полюбить, дабы не остаться брошенной невестой.

– Артист... – невольно вырвалось из ее уст, ибо именно ему доставалось больше всего эмоциональных ран от Александры.

Чего он только ни делал для нее, пытаясь завоевать ее внимание, а она грубо и бесцеремонно из-за своего комплекса быть оставленной любимым человеком постоянно отказывала ему во всякой надежде, даже несмотря на то что Артист ей был тоже симпатичен. Да, у него были физические недостатки, но они были незначительны по сравнению с его яркой и как минимум интересной личностью, не говоря уже о его довольно привлекательной внешности.

В эту минуту ей захотелось вернуться обратно к тем ржавым скамейкам и сесть как можно ближе к Артисту, деликатно намекнув ему на то, что она очень рада, что он все еще жив. Однако поток ее мыслей был неожиданно прерван тем, что к ней подошли двое бородатых и немытых мужчин с тюрбанами на головах, которые очень дружелюбно (из-за того что она и так уже здесь) попросили ее, как они выразились, помочь им в кое-каком деле. И Александра, будучи наивной девушкой, даже не подумав, чего именно от нее могли хотеть двое голодных на женщин солдат, согласилась с ними пройти в безлюдную часть бетонного строения, ведь из-за их сильного акцента ей показалось, что они хотят, чтобы она им помогла с переводом какого-то текста.

Чувство опасности появилось только тогда, когда они, подойдя к узкой и скрипучей лестнице, ведущей в непроглядно-темный подвал, сказали, что ей необходимо туда спуститься. И как бы девушке не хотелось этого делать, она, посмотрев на тяжелые автоматы в руках этих людей, с ужасом в глазах поняла, что деваться ей уже некуда. Осторожно спустившись и периодически оглядываясь на них через плечо, Александра оказалась в сыром подземном коридоре, куда совсем не проникали солнечные лучи и откуда шел резкий запах плесени. Где-то в конце этого неуютного и вызывающего мурашки по телу грязного и по щиколотку затопленного пространства она разглядела металлическую дверь с небольшим окошком, по ту сторону которого горел тусклый свет очень слабой электрической лампочки. И эти вооруженные мужчины вели Александру именно туда.

– А, может, не надо... – тихим писком вырвалось из ее уст, ибо она наконец-таки осознала, для чего она вообще им потребовалась и чего же именно они там собирались с ней делать.

– Иди-иди! – сказал один из мужчин, ткнув ей в спину дулом автомата, дабы она ускорила свой шаг.

– Прошу вас... пожалуйста! – громко заговорила она, пускаясь в слезы, от которых за целый день у нее уже болели глаза.

– Можешь не кричать – тебя здесь все равно никто не услышит! –ответил второй мужчина, давая понять, что звук из этого изолированного подвала практически не выходит.

– А я люблю, когда кричат, – с усмешкой обмолвился первый и уже на ходу начал расстегивать ширинку своих грязных пропитанных машинным маслом брюк.

– Нет... прошу вас! – вновь выкрикнула она, когда ее наконец завели в крошечную кладовку и вопреки ее сопротивлению начали трогать за различные места. – Что вы как свиньи... нет! Отпустите! Нет! Грешно же!..

– Не грешно! – резко прохрипел один из мужчин, схватив Александру так, чтобы та более не могла сопротивляться, пока второй пытался задрать повыше ее изорванное и уже давно не белое от грязи платье. – Аллах разрешил... разрешил... – продолжил он, предварительно облизав своим едким и шершавым языком нежную щеку девушки. – Двадцать четвертый аят четвертой суры говорит, что можно...

– Нет! Пожалуйста! Отпустите меня! На помощь! Кто-нибудь!.. – непрерывно кричала она, начиная медленно осознавать, что здесь действительно никто не отзовется на ее крик.

И тогда она вновь вспомнила об Артисте, невольно начав ругать себя за то, что не последовала его советам по поводу того, чтобы она не отходила от него ни на шаг, ведь он бы точно не позволил никому к ней прикоснуться.

– Артист! Где ты?! – в потоке многочисленных слов, вызванных паникой, выкрикнула она на всю кладовку.

Но ее просьбу о помощи никто так и не услышал.

– Ты чего не торопишься? – возмущенно проговорил мужчина, который крепко держал девушку, глядя на то, как его соучастник уже полминуты не может ни расстегнуть это платье, ни просто задрать его. – Дай сюда!.. Давай, ты держи ее!

Они поменялись местами, и теперь тот, который пытался раздеть кричащую Александру, стал ее держать, заламывая руки, а второй, слегка опустившись на колени, начал задирать ее некогда белый праздничный наряд. И как только он увидел обтягивающее нижние белье девушки, так хорошо сидящее на ее упругих бедрах, он, заикаясь и пуская слюни, тут же начал пытаться вытащить свой возбудившийся мужской орган из штанов.

А второй мужчина с тюрбаном на голове, глядя на то, как его товарищ уже готов в любую секунду проникнуть в рыдающую и сопротивляющуюся девушку, неожиданно изменился в лице и грубо возмутился:

– Погоди! Я буду первый!.. Мне после тебя уже не захочется.

– Чего?! – непонимающе проговорил тот и уже через несколько секунд явно дал понять, что совсем не собирается медлить с этим делом, не говоря уже о том, чтобы кому-то уступать.

– Я сказал, что я должен первый! – вновь возмущенно заговорил мужчина, заламывающий девушке руки, и, резко отпустив ее, более не контролируя свои действия, с силой заехал кулаком по бородатому лицу своего товарища, разбив ему нос.

Александра, повалившись на пол и не понимая, что с ней происходит, начала смотреть по сторонам и, вглядываясь сквозь слезы, заметила, как эти двое мужчин уже и вовсе позабыв про нее и про то, что они собирались с ней делать, вцепились друг в друга, подобно боевым псам, спущенных с привязи. Они дрались между собой очень жестоко и бесцеремонно, своими здоровыми телами ломая полки, которые находились в кладовке. И уже очень скоро по причине этой беспощадной схватки кровь озверевших мужчин начала украшать их лица. А в момент, когда размахивая руками, кто-то из них задел свисающую с потолка на длинном проводе электрическую лампочку, после чего она начала болтаться туда-сюда, словно маятник, Александра поняла, что ей ни в коем случае нельзя медлить, ибо в эти секунды, пока они не обращают на нее внимание, ей надо как можно скорее убираться из этого подвала. И, к своему счастью, так и оставшись неоскверненной, она торопливо натянула порванные трусы себе обратно на бедра и галопом выбежала из кладовки.

Оказавшись за ее пределами, девушка не мешкая с сильным грохотом закрыла обжигающую руки своим холодом металлическую дверь, заперев на тяжелый затвор мужчин в кладовке, которые так и продолжали бороться между собой, давно позабыв, ради чего они это делали. А слегка приподняв глаза и посмотрев через небольшое окошко на двери, Александра закричала в панике еще сильнее, ибо увидела, как один из этих мужчин, продолжая избивать другого, схватил ржавую и донельзя острую лопату, оказавшуюся в тот момент у него под рукой, и резким ударом по шее снес своему товарищу голову с плеч. Кровь красным фонтаном забрызгала как стены, так и половину лица убийцы, после чего он, бросив мертвое тело на пол, начал искать девушку взглядом, но в кладовке ее уже не было.

Тогда он сделал попытку догнать ту, из-за которой он только что убил человека, но дверь оказалась запертой снаружи. И гладя сквозь маленькое дверное оконце на силуэт убегающей от него девушки, периодически повторяющей самой себе слова: «Это не люди. Это звери!» – он, безнадежно пытаясь дотянуться до нее рукой через узкий проем, закричал:

– Подожди, сука! Стой! Прости...

Но, как он сам совсем недавно сказал, кричать в этом подвале было практически бесполезно, ибо какой-либо звук в этих стенах действительно заглушался. И тогда, понимая, что девушка все-таки от него ускользнула, он невольно вытер с лица кровь и, с удивлением глядя на темно-красные пятна на ладони, неожиданно отрезвел от туманящих разум эмоций, медленно начав осознавать, что же именно он только что натворил.

Мужчина оглянувшись с ужасом в глазах увидел своего товарища мертвым, после чего, отказываясь верить, что это действительно было делом его рук, медленно опустился на колени перед обезглавленным трупом и с явным сожалением в голосе прошептал:

– Прости! Прости меня, друг... брат! Прости... я не знаю, что на меня...

Он начал тихо рыдать, крепко обхватив убитого им товарища, а через несколько мгновений, вспомнив, что же именно послужило причиной их конфликта, глядя на закрытую дверь, в ярости закричал, надеясь, что девушка его услышит:

– Это все ты... Ты виновата! Ненавижу!

Однако она уже давно покинула подвал.

– Ну почему же люди постоянно воюют? – сидя на ржавой скамейке, устало проговорила Альбина, примерно в то же время, когда к Александре еще только подошли те мужчины, попросившие ее о некой услуге. И Артист, пребывая напротив Альбины, решил ответить на этот ее несомненно риторический вопрос, поскольку с того момента, как их всех сюда привели, заставив идти в бой, он и сам непрерывно размышлял над данной проблемой.

– Война – это неотъемлемая часть человеческой культуры, да и самого человечества, – медленно заговорил он. – И в этом нет ничего плохого, как, впрочем, и хорошего. Это просто-напросто неизбежно, как смерть... или же голод, заставляющий животных охотиться друг на друга. Человеческая же война... – он с грустью в глазах усмехнулся, – это тоже своеобразное проявление физиологии, так как, по сути, любое убийство является не более чем антитезисом любви и, в частности, телесной.

Сразу после этих слов юноша оглянулся и увидел, что его возлюбленной рядом нет, из-за чего ощутил легкую тревогу, ибо не заметил ее исчезновения, но потом вспомнил, что Александра хотела пойти в ту комнату, служившую временным моргом, дабы поговорить с Настей и успокоить ее. И предположив, что с ней все в порядке, ведь она там же, где и Настя, он продолжил свое размышление:

– Война – это то, чем занимается человек, не занимаясь сексом, – сказал он. – Люди... и, в частности, молодые люди... не зная, куда девать свою природную энергию, вызываемую естественным потоком гормонов, начинают соперничать между собой, что впоследствии и приводит к жестокости и убийству друг друга.

– Кстати это объясняет, почему подростки так любят кровавые видеоигры да фильмы в жанре боевиков, – задумчиво вставил Аист, напомнив себе о том, что подобную продукцию в первую очередь потребляет именно молодежь. – Кое-где-то уже, типа, чешется, а девочки не дают. – Здоровяк усмехнулся, говоря о самом себе, так как вспомнил те дни, когда он, пытаясь заглушить желание одарить лаской какую-нибудь девушку или же, наоборот, непреодолимую тягу заехать кому-нибудь кулаком по лбу, смотрел жестокие фильмы да играл в кровавые военные симуляторы, вызывающие сильный поток адреналина, из-за чего эмоции, вызванные тестостероном, в нем тут же уходили на второй план.

– А более взрослое поколение, – продолжил Артист, проигнорировав замечание Аиста, – видимо, уже давно утратившее свои позывы и интерес к какой-либо физической любви, имея власть и влияние над молодежью... то ли из зависти к нашей молодости, то ли из-за чего-то еще... целенаправленно извращают изначальные и самые верные понятия о любви, дабы мы ею не занимались. Они создают какие-то бессмысленные нормы приличия, морали, религии с целыми списками запретов, традиции, государства, границы и законы; говорят нам любить не друг друга, а любить какие-то абстрактные, иллюзорные и условные вещи: свою страну, президента, бога, короля, деньги, власть, общину, торговую марку да какого-нибудь другого идола с вывески плаката, пропагандирующего нам либо очередной продукт массового потребления, либо идеологию, ради которой мы и должны идти убивать тех, кто с этой идеологией не согласен. И ведь мы идем... считая, что это и есть истинная любовь, ибо подсознательно нами управляет какой-то маразм патриотизма да высказывания всяких предателей, типа, «Не в силе бог, а в правде!» Притом что сами старики, попы да генералы в бой-то не идут, а посылают молодых... таких, как мы. – Парень в белом недовольно прохрипел, посмотрев на живот беременной Альбины, сидящей напротив него. – Нам твердят, что любовь должна быть в первую очередь «духовной», а какие-либо проявления телесной любви являются как минимум постыдными, и все попытки ее описать или же отобразить мгновенно получают позорное и даже враждебное со стороны общества клеймо порнографии, в то время как изображать жестокость и насилие является вседозволенным. Вот и получается, что нам – молодым поколениям – каждый день из века в век на протяжении всей истории пытаются заменить понятия и изначальную систему ценностей, данную самой природой, из-за чего такие естественные явления, как позывы к телесной любви, выворачиваются наизнанку, превращаясь в обыкновенное желание первенства, а значит, и соперничества, а значит, и войны.

– И если подумать, – задумчиво добавил Аист, – то именно кровопролитным схваткам мы и посвящаем большую часть всех государственных праздников, вспоминая об убийцах прошлого, которых мы почему-то называем героями, выражая им наивысшую дань уважения. – Он усмехнулся. – Ну да, назвать того же самого Кутузова убийцей, коим он являлся, как-то неудобно и некрасиво. Правду никто не любит слышать. А называть его героем, которым лично он никогда не был, – сразу вон как гордо звучит! Герой! – Он сплюнул с явным недовольством. – Чем больше людей ты положил, тем больше у тебя звездочек на погонах да наград на груди. Да и, по сути, все наше воспитание патриотизма основано на том, что кто-то кого-то в прошлом расстрелял или зарезал. Даже герб нашей страны изображает не что-нибудь, а сам процесс притеснения и убийства.

– А я уж молчу про мировые религии, где люди молятся на гниющие трупы да поклоняются изображениям смерти в виде немощных людей, подвергшихся жестокой казни, – заметил Артист. – О какой любви к ближнему своему может вообще идти речь, имея таких идолов?

– Может, религия и маразм, – сказала Альбина, вспомнив свою искренне верующую бабушку, страдающую, как говорят в народе, «православием головного мозга», – но в патриотизм я верю!

– Да, – неожиданно и довольно враждебно подхватила Невеста, – патриотизм не маразм! Что, если на мой дом напали? Или на мою страну? Разве я не должна взять в руки оружие и идти ее защищать?

– Ну вот видишь, сразу с какой агрессией ты заговорила, желая поспорить, – усмехнулся Артист. – И все только из-за того, что ты не согласна с чьим-то мнением.

– Да, ты просто обязана в таком случае идти в бой! – отвечая на вопрос Невесты, промолвил здоровяк. – Но...

Его тут же перебил парень в белом, продолжая начатую его одноклассником мысль:

– Но ты смотришь на мир только с одной стороны. Да, как истинная патриотка, ты пойдешь умирать за свой народ и свою страну, ведь твое дело якобы «правое». Но вот в чем проблема... А разве те захватчики идут в бой не из-за любви к своему народу или своей стране? Они такие же патриоты и тоже уверены, что совершают благое дело. – Молодой человек приподнялся со скамейки. – Возьми, к примеру, Соединенные Штаты... эти парни за один только этот век разбомбили не менее двух десятков процветающих стран... просто так.. и все только потому, что кто-то там говорил о патриотизме, свободе и демократии.

– Но ведь Россия никогда не выступала на стороне агрессора... – начала Невеста.

– Ага!.. – Артист вновь усмехнулся, – А тот же самый Афганистан якобы не в счет, да? – Он сделал глубокий вздох. – Но это в принципе и понятно. Черные страницы нашей истории, как я заметил, в школьных учебниках у нас и вовсе отсутствовали. Думаешь, этот Абдул просто так обвешался динамитом и стал борцом за какую-то там справедливость? – Паренек сделал несколько шагов туда-сюда, собираясь с мыслями, думая над тем, как бы правильнее и покороче выразить то, чего он так хотел произнести вслух. – Патриотизм – это высшее зло под маской доблести и благородства.

– А я бы сказал, что это такой хитрый способ зомбирования, заставляющий человека совершать бесплатно дорогостоящий и, пожалуй, даже бесценный поступок, – тихо добавил здоровяк, глядя на сырую землю под ногами.

– Какой-такой поступок? – непонимающе спросила Невеста.

– Как это какой? – Аист удивленно поднял на девушку глаза. – Идти на войну конечно же... да жертвовать собственной жизнью for queen and country, за родину и генсека, товарища Сталина да прочий идиотизм! Подобные поступки должны, как минимум, хорошо оплачиваться, и каждый солдат должен знать заранее, под чем он подписывается и что именно получат его родные в случае его гибели, так как исторически воинское дело – это дело наемников. Однако, видимо, те, кто, собственно, и платит за эти войны, с целью снизить лишние затраты на пушечное мясо, и придумали патриотизм. – Он усмехнулся. – Это как любовь, которую придумали евреи, чтобы не платить проституткам.

– Да. Евреи еще никогда так не ошибались, – в шутку подхватил Артист. – Ведь любовь в конце концов обходится дороже.

– Как бы там ни было... а я верю в патриотизм! – утвердительно вставила Альбина.

– Ага, как и в любовь! – с улыбкой подметил здоровяк, взглянув на объемный живот одноклассницы. – Да мы все во что-то верим! Но, как я обычно говорю, вера – это отсутствие знаний. Патриотизм, конечно, звучит красиво и гордо. Мы все якобы любим нашу страну. Но что мы о ней знаем... и уж тем более такого, чтобы ее любить?

Альбина и сидящая рядом Невеста переглянулись и, не имея при себе ответа, молча пожали плечами.

– Как правильно сказал Адольф Гитлер, – продолжил Аист, – «любить могу лишь то, что уважаю, а уважаю то, что я по крайней мере знаю».

– А все, что я знаю о нашей стране, – добавил парень в белом, – так это то, что мы дважды были самой великой державой в истории и дважды все развалили, как карточный домик. У нас была империя... мы дали отпор самому Бонапарту, и даже королева Виктория вздрагивала в ужасе, слыша имена российских императоров. Но потом пришли освобожденные крестьяне, не умеющие распоряжаться собственной свободой и, назвав себя большевиками, расколотили страну на благо всему миру, но только не во благо себе самим, переписали историю собственного государства, заявив, что все, что было до революции, – чушь собачья, и на руинах империи и костях жертв гражданской войны принялись строить новую державу. Но эту революцию еще можно понять и даже как-то оправдать, так как у последователей идеологии Энгельса и Маркса все же была общая и даже очень целостная идея. И именно эта идея сплотила наших дедов на защиту родины против фашистов и сотворила великий СССР. Благодаря этой же идее мы были самой развитой страной. У нас было лучше образование, медицина, технология... да и вообще, кто первый в космосе побывал?

На эти слова Аист с грустью опустил глаза, полностью соглашаясь с услышанным, а Артист так, наоборот, высоко задрал подбородок вверх, глядя на серое небо над собой, продолжая свой длинный монолог:

– Но и эту державу не смогли сохранить, ибо, подобно Хаве из авраамических сказок, не устояли перед соблазном запретного плода жвачки, рок-н-ролла и джинсовых брюк. Какая-то пьянь поднялась на броневик, и все, что принадлежало народу, было тут же приватизировано да продано за доллар всякими олигархами да патриархами... всея Руси. И теперь вот уже которое десятилетие нам вновь пытаются по средствам искажения истории внушить, что, мол, идеология СССР была ужасной и кровавой и что все то, за что отдавали наши деды свои жизни, было не более чем глупостью. Ну уж нет! – грозно выкрикнул он. – Как можно вообще любить и уважать страну, если она и сама не знает, чего хочет, имея по сто пятниц на неделе?

Слушая все эти высказывания, с которыми Альбина явно не соглашалась, поскольку имела менее критичный взгляд на вещи, ей и вправду хотелось, если не враждовать, то по крайней мере поспорить со своими одноклассниками. А к тому моменту, когда она услышала из уст Аиста цитату Гитлера, преподнесенную ей таким образом, будто это некая высшая истина, девушка, дабы более не слушать то, что ей хотелось назвать «ересью», ввиду незнания истинного значения данного слова, приподнялась со скамейки и направилась подальше от этих юношей, зайдя в бетонное здание, надеясь найти там Александру. И долго искать ей не пришлось.

Пройдя вглубь строения, стараясь не поднимать глаза, на этих небритых вооруженных мужчин, периодически попадавшихся у нее на пути и смотрящих оценивающим взглядом на ее беременный живот, она увидела в конце одного из этих длинных узких коридоров выбегающую из подвала со взъерошенными волосами Александру, которая непрерывно разговаривала сама с собой, тихо повторяя одни и те же слова снова и снова:

– Это не люди... Это звери...

И заметив рыжеволосую Альбину в нескольких метрах от себя, Александра, ни на мгновение не замедляя свой бег, вызванный всеобъемлющим страхом, подбежала к однокласснице, схватила ее за руку и куда-то торопливо повела за собой, продолжая шептать:

– Это не люди... нелюди!..

Они, унося ноги, выбежали из здания через ближайший выход и, желая как можно быстрее и дальше убежать от этого зловещего места, помчались в сторону леса.

Альбина не знала, что же именно произошло в том подвале и что заставило Александру вновь впасть в истерику, но, учитывая то, что сегодня каждый из абитуриентов побывал на волоске от смерти, беременная красавица даже и думать не хотела, свидетелем чего только что могла быть ее подруга. И продолжая держаться за руку одноклассницы, она молча бежала туда, куда ее вели, полностью разделяя идею того, что им надо как можно быстрее убираться с этого пустыря, где погибла большая часть их товарищей.

А тем временем к остальным ребятам, общающимся между собой, сидя на тех ржавых скамейках, подошел носатый сириец в тюрбане, которого именовали Амином. И он заикаясь, расставляя неправильные ударения, поведал, что молодым людям необходимо подняться на третий этаж, ибо Абдул Назид-Эва хочет им что-то сказать. Также он добавил, что это дело срочное и что для их же блага им лучше подчиниться.

Артист и Аист переглянулись между собой и беспрекословно направились туда, куда им было велено. Поднимаясь по ступенькам, парень в белом всюду искал глазами Александру, так как ощущал определенный дискомфорт и тревогу, зная, что его возлюбленная находится где-то вне его поля зрения. Однако, судя по тому, что их всех так неожиданно позвали к лидеру повстанцев, он предположил, что она уже там.

Невеста же поначалу отказалась вновь приближаться к зданию, поскольку эти обшарпанные бетонные стены пугали ее чуть ли не до полной потери рассудка. Но из-за того что Настя, Артист и Аист, последовав за Амином, ушли, девушка осознала, что она осталась у скамеек совсем одна, а быть одной ей в эти минуты хотелось менее всего на свете. И уже через несколько секунд, она тоже забежала внутрь, пытаясь догнать своих одноклассников.

Когда четыре абитуриента, наконец-то оказались в широком зале, куда им было сказано явиться, лидер повстанцев очень убедительно и эмоционально чего-то объяснял своим единомышленникам, изъясняясь на непонятном для молодых людей языке. Но вскоре заметив, что молодежь уже здесь, он медленно махнул рукой, давая своим подчиненным понять, что данный разговор они еще продолжат. Бородатые мужчины стали разбегаться кто куда, перезаряжая свои автоматы, готовясь, судя по их виду, к очередному сражению.

– Вы должны уходить! – утвердительно заговорил Абдул, обращаясь к подросткам, при этом глядя куда-то в окно. – Скоро здесь будет небезопасно. Русские солдаты движутся сюда доделать вашу работу.

– И куда нам идти? – резко выкрикнул Аист.

– Мне все равно, – все также хладнокровно ответил лидер. – На северо-востоке есть поселение. Надеюсь, вам там помогут. – Он сделал глубокий вдох через нос и после недолгой паузы добавил: – В лесу могут быть минные растяжки. Помните, в этих краях идет война. А теперь... забирайте свои вещи и уходите!

– А вы... – уже хотел спросить Артист.

– А мы же останемся здесь и встретим врага так, как подобает солдатам, – ответил Абдул, после чего медленно повернулся лицом к пареньку в белом. – Ты был прав! – неожиданно продолжил он. – Мы действительно живем в мире вне пространства и времени. Война нас сотворила, и она для нас никогда не закончится. Нет нам места среди мирных людей.

Он опустил глаза, молча давая понять, что ни он, ни его единомышленники уже и вовсе не представляют себе жизни без войны, после чего тихо кашлянул и, вновь повернувшись к окну, добавил:

– Уходите! И если мы еще раз с вами встретимся, мы вас не пощадим!

Невеста, услышав это, тут же покинула зал и помчалась вниз по ступенькам, так как, во-первых, она и секунды больше не хотела находиться в компании этих людей, а во-вторых, этот террорист ей только что лично приказал убираться отсюда. Вслед за девушкой не менее торопливо зашагал и Аист, подхватив по пути два лежащих на столе автомата, которые они же сюда и принесли.

А Артист, беспокойство которого по поводу бесследного исчезновения Александры усиливалось с каждой минутой, тоже был готов уходить, но, заметив, что пребывающая в подавленном состоянии Настя вовсе никуда не торопится, приостановился и, удивленно глядя на одноклассницу, проговорил:

– А ты чего? Идем!

Он протянул ей руку, однако она, делая вид, что не замечает его, отрешенно приблизилась к столу с боеприпасами и взяла оттуда первый попавшийся ей под руку «АК-47», после чего прижалась спиной к стене и полушепотом ответила:

– Я остаюсь...

– Чего? – непонимающе переспросил парень в белом.

– Я остаюсь, – все также тихо повторила она, начав медленно сползать на пол вдоль стены, со слезами на глазах крепко сжимая автомат в своих объятиях.

И Артист, понимая, что переубедить Настю будет попросту невозможно, ведь она еще с первого класса была только там, где была ее лучшая подруга Ася, с грустью посмотрел на нее и с легким, но достаточно заметным поклоном торжественно произнес:

– Анастасия, для меня было честью...

Изначально он хотел сказать, что для него было честью то, что он ее вообще знал, был ей другом и даже одноклассником, но в последний момент, не желая прощаться с ней на грустной ноте, резко изменил свое решение, заявив, что честью для него все-таки оказалось то, что только ему одному из всех мальчишек в классе она разрешала списывать на уроках.

Но посмотрев на бледное, отрешенное и давно лишенное всяких эмоций лицо Насти, Артист понял, что она его и вовсе не слушает. Он опустил глаза и, неохотно повернувшись к девушке спиной, спешно покинул зал. Однако к тому моменту, когда юноша уже спустился по лестнице и выбежал под открытое небо, пытаясь догнать Невесту и Аиста, Настя заторможено все же улыбнулась, какой-то ироничной и ностальгирующей улыбкой, вспоминая школьные годы.

Абдул, наблюдая со стороны за всей этой сценой, ничего не сказал. Он искренне хотел, чтобы все эти молодые люди ушли отсюда и спаслись, а посему несильно одобрял того, что неопытная в военных делах девушка пожелала остаться, зная, что здесь с минуты на минуту может начаться бойня. Ему не нужны были заложники, и уж тем более бесполезные солдаты, чья кровь так или иначе будет на его совести. Однако все же, глядя на Настю, он видел в ней такую решительность, которой не было и у большинства его бойцов. И понимая, что она все равно никуда уже не пойдет, ибо давно сделала для себя свой нелегкий выбор, Абдул приблизился к глубоко дышащей девушке и молча на медленном примере продемонстрировал ей, как правильно заряжать оружие, которое держала она в руках.

А к этому же времени Александра и Альбина, убегающие подальше от временной базы террористов, крепко держась за руки, даже не подозревая, куда они вообще идут, уже спустились с невысокого холма и очутились возле той самой реки, у которой со своими мыслями неторопливо прохаживался Андрей.

Заметив сквозь серый туман своих одноклассниц, находящихся в таком состоянии, будто за ними гнался безумный маньяк, он тут же побежал к ним навстречу.

– Что?! Что происходит?! – тревожно заговорил юноша, приблизившись к напуганным девушкам.

Глядя на то, как Александра в панике пытается развязать с дерева прогнившую веревку, на которой была прицеплена какая-то дряхлая деревянная лодка, болтающаяся по реке туда-сюда, Андрей осознал, что они хотят как можно быстрее пересечь реку и вовсе покинуть это зловещее место. Он был полностью согласен с подобной идеей, однако при этом всеми силами пытался понять, где остальные ребята и что все-таки произошло в том здании за это короткое время, пока он находился у реки.

Но девушки не давали никаких ответов.

Альбина молчала, а Александра просто шептала самой себе какие-то странные и неразборчивые слова, не имеющие смысла. И поскольку юноша даже понятия не имел, что же именно происходило с ними в этот момент, он, судя по состоянию одноклассниц и всего того, что за этот день с ними случилось, вообразил себе наихудший вариант из возможных, подумав о том, что, кроме него, Александры и Альбины, больше никого не осталось в живых и что за ними действительно ведут погоню.

И тогда, считая, что их жизни вновь висят на волоске, он ловко усадил девушек в старую, давно заплесневелую лодку, имеющую только одно весло, сразу после этого, не теряя ни единой секунды, сел в нее сам и, чертыхаясь по причине того, что, пока все это делал, хорошенько промок, стал грести веслом изо всех сил, желая как можно скорее оказаться на другом берегу.

– Я не готова для всего этого... я женщина! – навзрыд проговорила Альбина, наглаживая свой живот и разглядывая полную ржавых гвоздей скрипучую лодку, в которую из-за множества трещин в досках медленно заливалась ледяная вода.

– Никто из нас не был готов! – ответил Андрей. – Воевать в школе не учат!

После этих слов его лицо выразило заметную тревогу, так как он вспомнил, что они действительно находились на территории, где уже давно шла война, а ни у него, ни у девушек не было с собой ни единого оружия, не считая того револьвера, которым юноша совсем недавно испытывал судьбу и в котором больше не осталось патронов.

– Это не люди... – уже в который раз повторила Александра. – Это звери...

И Андрей только сейчас смог по-нормальному услышать ее слова, невольно с ними соглашаясь. А слегка повернув голову, он неожиданно для себя увидел в нескольких метрах от лодки плывущее по течению тело убитого им одноклассника, которое, видимо, только что подхватило увеличивающимся потоком воды и понесло по реке. Девушки не заметили этого, поскольку смотрели совсем в другую сторону. А Андрей, глядя на проплывающий мимо труп своего тезки, начал грести веслом еще быстрее, мысленно применив сказанные Александрой слова к себе, ибо в эти минуты считал себя ничем не лучше террористов или же тех солдат, которые привезли их сюда.

– И что нам теперь-то делать? – тяжело вздохнув, спросила Альбина, желая получить хоть какой-нибудь ответ.

– Я не знаю, – устало проговорил Андрей.

– Что с нами будет?

– Не знаю.

– Куда нам идти?

– Я не знаю!..

– У нас нет ни документов, ни денег, ни еды – ничего... – продолжала беременная. – Почему вообще все это происходит?!

– Я... ничего... не знаю! – закричал Андрей, не желая больше слышать все эти вопросы, которые и так кружились в его обеспокоенной голове. – Не надо мне ничего говорить! И без вас несладко... дуры! – разгневанно добавил он.

И от этих слов девушки действительно замолчали.

Юноша, продолжая грести веслом, всеми силами пытался придумать хоть какой-нибудь план их дальнейших действий. Но из-за переизбытка адреналина в крови и учащенного сердцебиения его воображение пустовало. Единственное, о чем он вообще мог думать в эти минуты, помимо своей возлюбленной Анжелы, – это то, что им надо держаться вместе и ни в коем случае не расходиться, так как, во-первых, в этих горах можно было легко заблудиться, а во-вторых, они здесь вообще никого не знали, а поэтому, если и могли доверять кому-то, то только друг другу. И в очередной раз посмотрев на своих одноклассниц и тем более на заметный живот Альбины, Андрей, как бы ему этого не хотелось, все же осознал, что отныне он, будучи мужчиной, теперь в ответе за этих девушек.

А к тому моменту, когда у реки появились Артист, Аист и Невеста, те трое уже перебрались на другой берег, оставив лодку ни к чему не привязанной, из-за чего она уже очень скоро поплыла по течению.

– Александра! – крикнул парень в белом, глядя на то, как по ту сторону реки в туманный лес уходят три силуэта. – Александра, подожди! – вновь закричал он, размахивая руками, однако из-за громкого журчания воды его на том берегу так и не услышали.

А когда, через несколько секунд, их одноклассники и вовсе растворились в тумане, Невеста, глядя им вслед, с облегчением проговорила:

– Слава богу! С ними все в порядке...

– Слава богу?! – возмущенно переспросил Артист, разъяренный из-за того, что его возлюбленная вновь находится за пределами его видимости, а теперь еще и вне зоны досягаемости. – Бог тут совсем не причем! – язвительно продолжил он. – Да и вообще... говорить атеисту «Слава богу!» – это тоже самое, что говорить еврею «Heil Hitler!» Так что прикуси язык, дура!

И не успел он договорить, как уже скинул с себя свой праздничный белый пиджак и принялся как можно выше закатывать рукава у рубашки, готовясь в любой момент прыгать в воду.

– Нам надо переплыть... – решительно проговорил он себе. – Мы сможем!

– Да ты идиот! – выкрикнул Аист, глядя на действия товарища, но было поздно, ведь тот уже плюхнулся в глубокую и леденящую реку, делая неуклюжие попытки проплыть хоть немного.

Здоровяк молниеносно побежал за ним в воду и своими крепкими руками стал вытаскивать оттуда идущего ко дну паренька, который только сейчас начал осознавать явную глупость своего поступка.

– Ты что совсем сдурел?! – недовольно хрипел Аист, вытаскивая друга из воды. – На тебе же, мать твою, протезы из алюминия.

– Скобы!

– Какая разница! Ты утонешь, как... блин... черт тебя подери! «Оно», конечно, не тонет, но ты, приятель, то еще исключение!

Вернувшись на берег, здоровяк принялся хлопать по лицу Артиста ладонью, ибо настолько отчаянный и безрассудный поступок тот мог совершить только будучи в полнейшем бреду, вызванном переизбытком эмоций. Но это было лишним – ледяная вода, от которой сводило скулы, и без того охладила и отрезвила юношу.

– Простите меня... – заговорил он, усевшись на камень, извиняясь в первую очередь перед Невестой, так как находясь в неконтролируемом состоянии он посмел ей нагрубить.

– Бог простит! – ответила она с игривым сарказмом в интонации, закатив глаза и игриво отвернувшись от него, дабы не видеть реакцию юноши.

В этот момент он уже хотел возмутиться, но, прекрасно понимая всю нелепость, с ним произошедшую, виновато улыбнулся и принялся отряхиваться от воды.

– Вот тебе и наглядное доказательство... и, пожалуй, даже уточнение твоей же теории, – с ухмылкой обмолвился Аист. – Не занимаясь сексом, люди не воюют, а в принципе занимаются идиотизмом. – Он покачал головой. – Ну... и войной в том числе.

– Так что... мы же не можем их бросить?! – тревожно произнес парень в белом, поднявшись на ноги, глядя на другой берег.

– Боюсь, что им придется идти без нас, – задумчиво ответил здоровяк, тоже начав смотреть на стелющийся по ту сторону реки туман. – С ними Андрей. Не думаю, что он их даст в обиду. Он парень толковый. К тому же нам все равно пока никак не перебраться через воду. Так что... у них своя дорога, а у нас своя.

– И куда вы собираетесь идти? – поинтересовалась Невеста.

– Как куда? – Аист оглянулся на нее через плечо. – Домой.

СЛЕДУЮЩИЙ АКТ